протоиерей Александр Мень: ИСТОРИЯ РЕЛИГИИ в 2 томах В поисках пути, истины, и жизни

Главный спор материализма и религии лежит за пределами экспериментального исследования и относится к проблеме возникновения мироздания. Материалисты утверждают, что Вселенная бесконечна во времени и пространстве. Но какой научный опыт может проникнуть в беспредельное и безначальное? Можно ли согласиться с утверждением материалистов, что творческое Начало, находящееся вне пространства, не могло создать бесконечную Вселенную?

Со времен Средневековья богословы высказывают мнение, что Вселенная могла и не иметь «начала» во времени, ибо сам творческий акт по природе своей является вневременным.

Чем больше развивается естествознание, тем яснее становится, что познание самих основ мира лежит за пределами науки. Поэтому не приходится удивляться тому, что для большинства подлинных творцов науки, для всех, кто содействовал ее движению вперед, идея создания мира Богом была полна глубокого смысла и жизненного значения.

К высшей Реальности человека приобщают и внутренний духовный опыт, и пути разума, и развитие науки.

«Пожалуй, самым непосредственным доказательством совместимости науки и религии, — писал Макс Планк, — является тот исторический факт, что именно величайшие естествоиспытатели всех времен, такие люди, как Кеплер, Ньютон, Лейбниц, были проникнуты глубокой религиозностью».

Карл Линней, создатель биологической классификации, говорил, что в многообразии мира живых существ видит силу Творца. Ломоносов называл веру и знание «дочерьми одного Отца». Паскаль, Ньютон, Фарадей были богословами. Пастер заявлял, что он молится в своей лаборатории, а Ф. Бэкон считал, что «малые знания удаляют от Бога, большие — к Нему приближают».

Божественная Реальность остается сокровенной и не подавляет человека необходимой очевидностью, и это сохраняет нашу свободу перед Богом. Постижение Его совершается постепенно, в строгом соответствии с готовностью человека к мистической Встрече. Бог как бы сокрыт от непосредственного восприятия. Шаг за шагом входит Он в сознание людей через природу, любовь, чувство тайны и переживание Священного. С этим связано и историческое многообразие религий, которое отражает различные фазы и уровни Богопознания.

Тем не менее, у нас есть право говорить о единстве религий. Оно связано и с единством человеческой природы, и с родственностью переживаний, которые вызывают чувство Высшего и мысль о Нем. Пусть зачастую вера затемняется эгоизмом, корыстью, примитивным страхом — ее подлинное ядро, благоговение, роднит между собой и язычника, и последователя высших мировых религий. Даже атеист в какие–то моменты своей жизни оказывается причастным к этому чувству и испытывает близость «неведомого Бога» (см. Деян 17:22–23).

Для того чтобы соприкоснуться с Божественным, необходима особая внутренняя духовная и нравственная подготовка. «Душа никогда не увидит красоты, если она сама прежде не станет прекрасной, — писал Плотин, — и каждый человек, желающий увидеть прекрасное и божественное, должен начать с того, чтобы самому сделаться прекрасным и божественным». Великие святые потому и были «боговидцами», что их души были действительно инструментом богопознания. И такими инструментами являлись миллионы чистых сердец, искренне любящих Истину. Различие в богопознании религиозных гениев, таких, как Франциск Ассизский, Тереза Авильская, Мей–стер Экхарт, Серафим Саровский и оптинские старцы, и обыкновенных людей заключается в следующем: первые всем своим существом приобщались Божественной жизни и сами становились ее носителями, для вторых же встреча с Богом была подобна мгновенной вспышке молнии, вслед которой наступает мрак. Сознание первых восходит на такие ступени созерцания, где бессильны человеческие слова и мысли. Поэтому–то, когда они пытаются поведать нам о постигнутом, они с трудом выражают лишь тысячную часть того, что пережили.

Встреча с Богом происходит в жизни каждого человека, и религиозный опыт есть опыт универсальный, всечеловеческий. Разница состоит лишь в том, к какому результату приводит эта встреча, готов ли к ней человек или проходит мимо нее. Призыв Незримого часто воспринимается человеком сквозь призму предрассудков и недоверия ко всему, что выходит за пределы повседневного. Иногда этот призыв раздается в душе вялой, ограниченной, прикованной к примитивным интересам и целям; в обоих случаях он поистине остается «гласом вопиющего в пустыне» (см. Мф 3:3; Мк 1:3; Лк 3:4; Ин 1:23), ибо душа, не ответившая на Божественный призыв, есть духовная пустыня.