Рудольф Штайнер: Очерк Тайноведения

Также будет преподноситься то, что для всех людей возможно совместное познание фактов чувственного мира, что однако в отношении сверх-чувственных вещей единственно личное мнение отдельного человека могло бы стать под вопросом и что об общей действующей достоверности в таких вещах не может говориться.

Другие утверждают многое другое.

Можно сделать себе ясным, что рассмотрение видимого мира предлагает человеку загадки, которые никогда из фактов этого мира не могут быть сами разрешены. Они будут в таком виде неразрешимы также тогда, когда наука таких фактов будет продвинутой так далеко, насколько это только возможно. Ибо видимые факты указывают отчетливо через свою собственную внутреннюю сущность на скрытый мир. Кто этого не видит, тот замыкает для себя загадки, которые везде отчетливо проистекают из фактов чувственного мира. Он не желает известные вопросы и загадки вообще видеть; поэтому он полагает, что все вопросы могут быть отвечены через чувственные факты. Те вопросы, которые он желает ставить, есть действительно также все, должные быть отвеченными через факты, о которых ручаются, что они в течение будущего будут открыты. Это можно признать без дальнейшего. Но почему должен также ожидать ответы в известных вещах тот, кто вообще никаких вопросов не ставит? Кто стремится к Тайноведению, говорит ничто другое, как что для него такие вопросы есть само-очевидны и что их должно признать как полноправное выражение человеческой Души. Наука, все-же, не может быть через это втиснута в границы, что запрещают человеку непредвзятые вопросы.

На мнение, что человек имеет границы своего познания, которые он не мог бы переступить и которые заставляют его останавиться перед невидимым миром, должно быть, все-же, сказано: не может иметь место вообще никакое сомнение, что через такой род познания, какой здесь подразумевается, нельзя было бы проникать в невидимый мир. Кто такой род познания считает единственно возможный, тот не может прийти ни к какому другому воззрению, как к такому, что отказывало бы человеку проникнуть в некий якобы имеющийся высший мир. Однако можно все-же также сказать следующее: если возможно развить некий другой род познания, то может таковой все-же привести в сверх-чувственный мир. Считают такой вид познания за невозможный, тогда приходят к некой точке зрения, глядя из которой всякая речь о неком сверх-чувственном мире является как чистая бессмыслица. Напротив такому непредвзятому суждению не может однако для такого мнения быть никакое другое основание как то, что приверженецу такового, любой другой род познания неизвестнен. Как можно однако вообще судить о том, о чем утверждают, что этого не знают? Непредвзятое мышление должно признать утверждение, что должно говорить только о том, что знают, и что ничто не должно быть утверждаемо о том, чего не знают. Такое мышление может только говорить вправе то, что некто сообщает о деле, которое он испытал, однако не вправе то, что некто объявляет за невозможное то, чего он не знает или не желает знать. Никому не позволительно оспаривать право, чтобы не заботиться о сверх-чувственном; однако никогда не может истинное основание высказываться за то, что некто не только объявляет себя соразмерным для того, что он может знать, но также для всего того, что "человек" может не знать.

Напротив тем, кто объявляет как соразмерность то, чтобы проникнуть в сверх-чувственную область, должно быть дано тайноведческое рассмотрение для того, чтобы обдумать, что это возможно и что это было бы прегрешением против данных человеку способностей, если он им позволяет увядать, вместо того, чтобы их развивать и себя ими обслуживать.

Кто однако полагает, что воззрения на сверх-чувственный мир должны принадлежать всецело личному мнению и ощущению, тот отрицает общее во всех человеческих существах. Это конечно верно, что прозрение в такие вещи каждый должен найти через самого себя, это есть также факт, что все те люди, которые только достаточно далеко идут, приходят не к различному, но к одному и тому же воззрению об этих вещах. Различие имеется в наличии только так долго, пока люди хотят приблизиться к наивысшим истинам не по некому научно гарантированному пути, но на личном произволе. Это, все-таки, должно быть признано без дальнейшего, что только тот может признать правильность тайноведческого пути, кто сам желает вжиться в его своеобразие.

Путь к Тайноведению может каждый человек найти в подходящем для него временном пункте, который наличие некого скрытого распознает или также только предполагает или угадывает из проявленного, и который из сознания того, что силы распознавания являются способными к развитию, побуждается к чувству, что скрытое может ему разоблачиться (enthьllen). Человеку, который через такие Душевные переживания приводится к Тайноведению, раскрывается через таковые не только перспектива, что он на определенные вопросы своего стремления к познанию найдет ответ, но также еще совсем другая перспектива, что он становится преодолевателем (Ьberwinder) всего того, что жизнь задерживает и делает слабым. И это означает в некотором известном, высшем смысле ослабление жизни, да даже некую Душевную смерть, если человек рассматривает себя вынужденным отвергать или отрицать сверх-чувственное. Да, это ведет при известных предпосылках к отчаянию, если человек теряет надежду, что ему скрытое станет открытым. Эта смерть и это отчаяние в своих многосторонних формах есть одновременно внутренние, Душевные противники тайноведческого устремления. Они выступают, если исчезает внутренняя сила человека. Тогда ему должны быть подведена извне всякая сила жизни, если вообще таковая должна прийти в его владение. Он воспринимает тогда вещи, существа и процессы, которые выступают для его чувств; он разчленяет их своим рассудком. Они готовят ему радость и боль; они побуждают его к действиям, каких он способен. Он желает делать это некоторое время так дальше: он должен однако все-же достичь однажды некого пункта, на котором он внутренне умирает. Ибо то, что может быть извлечено из мира для людей, исчерпывает себя. Это не есть некое утверждение, которое происходит из личного опыта отдельного человека, но нечто, что получается из непредвзятого рассмотрения всей человеческой жизни. То, что предохраняет от такого исчерпания, есть то скрытое, что покоится в глубине вещей. Умирает в человеке сила, чтобы снизойти в такие глубины, чтобы всегда добывать новую жизненную силу, то также внешнее вещей оказывается в конце-концов более не жизне-побудительным (lebenfцrdern).