Доминик Бартелеми - Бог и Его образ. Очерк библейского богословия

Вкушение плода указывало именно на такую интерпретацию мотивов запрета Бога. Этот поступок нарушил атмосферу доверия, сыновней преданности Отцу, любовь Которого должна была быть нашим единственным сокровищем. Уничтожив все это, человек понял, что он подсек корень жизни. Ибо невозможно получать от Бога непрерывно обновляющуюся жизнь, не пребывая по отношению к Нему в состоянии полной открытости и доверия. Так, пожелав стать богом, человек утратил жизнь.

Бог перестал быть для человека Отцом, но стал Судьей, взора которого человек избегает [39] Так поступит Каин, умертвив брата и тем самым совершив мятеж против Отца (Быт 4,14 и 16). О бегстве мятежника рассказывает Елифаз (Иов 15,20-25), и вообще в Библии об этом говорится часто (Втор 28, 65-67; Ис 57,20-21; AM 9,1-4). . Изменил ли Бог отношение к человеку? Думаю, что нет или не по существу. Изменения произошли прежде всего в душе человека. Совершив проступок, человек спросил себя: "Что подумает Бог?" Его воображение начинает отталкиваться от собственного сердца, от сердца, поврежденного грехом, в котором рождается бунт против Бога. Он спрашивает себя, как бы он реагировал, если бы кто-то поднял бунт против него. Отныне "я" человека стало другим, отличным от прежнего, так как он поставил себя в совершенно новое положение, выступив против всякого вида зависимости. И именно этот человек, едва утвердив свою свободу, уже задает себе вопрос: "Как бы я поступил, если бы кто-нибудь восстал против меня так, как я восстал против Бога?" Очевидно, что такой человек затаил бы в своей поврежденной душе злобу и горечь по отношению к бунтовщику. Он тут же порвал бы с ним всякие отношения и потребовал бы унизительного для бунтовщика наказания, прежде чем постепенно восстанавливать с ним связь.

Вспомним притчу о блудном сыне (Лк 15,11-32), которая по существу начинается с рассказа о первородном грехе, хотя нигде об этом не говорится. Младший сын, который был далеко от отцовского дома, однажды увидел, что источник жизни иссяк. Он ушел в чужие края, прихватив с собой свою долю наследства. Однако наследство истощилось, подобно живой воде, которая стала мертвой, просочившись из разбитого водоема. Вскоре он оказался ни с чем. Чувствуя близость смерти, он вспоминает об отце, которого оставил. Как он о нем думает? Он говорит себе: "Да, все-таки при отце мне было лучше, чем здесь! Сколько наемников у моего отца питаются гораздо лучше меня... Что мне теперь делать? Я должен вернуться к нему, примириться с ним и принять от него унижение, чтобы удовлетворить его. Я должен сказать ему:"0тче, я согрешил против неба и пред тобою и уже не достоин называться сыном твоим. Прими меня в число наемников твоих". Как понимать такой ход мысли? В его воображении встает разгневанный отец, который говорит ему:"Мой мальчик, не может быть и речи о том, чтобы ты жил у меня, как прежде. Я хочу убедиться в том, что ты изменился. Будь пока одним из моих наемников. А там посмотрим, смогу ли я признать тебя моим сыном". Исполненный этих чувств, готовый проглотить горькую пилюлю унижения, он приближается к отцу. И что же он находит? Он находит отца, который вышел, чтобы встретить его, потому что всегда ждал его с любовью.

Но сыну непонятно то, что испытывает отец. Об этом свидетельствует маленькая речь, которую он приготовил заранее, чтобы сразу обратиться к нему:"0тче! я согрешил против неба и пред тобою". Но отец бросается ему на шею, обнимает, целует его и говорит рабам: "принесите лучшую одежду; приведите откормленного теленка и заколите: станем есть и веселиться". Сын ничего не понимает. Почему? Потому что, восстав против отца, он исказил в себе его образ. В самом начале мятежа он засомневался в том, что его отец - это отец, который любит его. Он увидел в нем деспота, оберегающего свою власть, не желающего видеть детей свободными. Такой отец на самом деле напоминает отчима или человека, стремящегося любой ценой удержать сына, чтобы он служил ему, не считаясь с его интересами, с его судьбой. Сын убеждает себя в том, что у него хватит сил покинуть отца и существовать без него. Уход. таким образом, становится необходимым и естественным результатом его размышлений.

Исказив в себе образ отца, он начинает сомневаться в его любви [40] Отец, любовь которого недооценили, доверчиво расскажет о Своей боли Осии (Ос 11,1-4): Когда Израиль был юн, Я любил его, и из Египта вызвал сына Моего. Но чем больше Я звал их, тем больше они отдалялись от Меня... Я сам приучал Ефрема ходить, носил его на руках Своих, а они не сознавали, что Я врачевал их. Узами человеческими влек Я их, узами любви; и был для них как бы поднимающий ярмо с челюстей их, и ласково подкладывал пищу им... . Постепенно образ отца будет все больше искажаться, а горечь поражения сделает из него законченную карикатуру. Именно под ее влиянием возвращение будет представляться жестоким унижением, которому надо подчиниться. Он хочет вернуться к отцу не потому, что ему недостает отцовской любви, а потому, что ему нечего есть. Он говорит себе: "Лучше вернуться и служить ему, чем умереть с голоду. Придется подчиниться..." Он возвращается не потому, что хочет вновь обрести отца, но потому лишь, что ему негде найти пропитание. Он возвращается, ибо у него нет другого выхода.