Иосиф Афонский: Послание исихасту пустыннику

Однако когда мы движимы Божией благодатью, тогда эти постоянные перемены души прекращаются. И хоть тело и испытывает простые и естественные перемены, то есть холод, жару, тяжесть, труд, боль, голод, жажду, болезни и прочее, но душа, питаемая действием Божией благодати, пребывает неизменной в данных ей естественных Божиих дарованиях.

Эту неизменность, о которой я говорю, ты должен понимать так: когда в нас находится благодать, душа непеременчива в данных ей Богом дарованиях. Но это не значит, что перемен не бывает, когда благодать отходит. Благодаря стойкому благоразумию души, человек труднопеременчивым стать может. Однако не делается непеременяемым.

Ибо мы и в другом месте этого послания написали, что до тех пор, пока мы носим эту глиняную оболочку, пусть никто не думает, что без пришествия Божией благодати может существовать высота состояния, которая не подвержена переменам, которой ничего не угрожает. Но когда Божия благодать приходит, человек и наслаждается чувством каждого Божиего дарования, и все верно понимает.

Однако, когда человек достигнет чувства Божественной любви, которая есть Сам Бог, согласно говорившему, что Бог есть Любовь и пребывающий в любви пребывает в Боге, и Бог в нем, сможет ли тогда смертный язык, совершенно не имеющий Божией энергии, говорить о Боге и о Его святых дарованиях? Ведь и сегодня многие добродетельные и благочестиво живущие люди, делом и словом бла-гоугождающие Богу и приносящие пользу ближнему, думают (и многие о них такого мнения), что они достигли любви, благодаря малому делу милости и сострадания, которое они оказывают ближнему.

Однако истина не такова. Ведь они исполняют заповедь любви, согласно Господу, говорящему: "Любите друг друга". И хранящий заповедь достоин похвал как исполнитель Божиих заповедей. Но это отнюдь не значит, что это и есть действие Божией любви. Это дорога к источнику, однако не сам источник. Это ступени ко дворцу, однако не сама дверь дворца. Это царское платье, но не сам царь. Это заповедь Божия, но не сам Бог.

Так вот, желающему говорить о любви следует в полноте чувства вкусить таинство любви, и затем, если позволит Источник любви, сладчайший Иисус, передать плод от полученного, и принести несомненную пользу ближнему. Ибо велика для нас опасность говорить ошибочно, и думать в неведении, и гордиться, что мы знаем то, чего на самом деле не знаем.

Так вот, знай, возлюбленное чадо мое, с точностью, что иное есть заповедь любви, исполняемая делами ради братолюбия, и иное — действие любви Божественной. И первое могут все люди, если захотят и понудят себя это исполнить, а второе — нет. Поскольку это не зависит ни от наших дел, ни от нашего желания: захотим ли, когда захотим и как захотим. Но зависит это от источника любви, нашего сладчайшего Иисуса, Который дает нам это, если Сам хочет, как хочет и когда хочет.

И если мы ходим в простоте, и храним заповеди, и со слезами, в терпении и постоянстве усердно просим, и хорошо, как Моисей, стережем Иофоровых овец, то есть благие и духовные движения ума и помыслы, в зное дня и холоде ночи постоянных войн и искушений, и сокрушаемся от усилий и смирения, тогда мы удостаиваемся видения Бога и Купины, пылающей и неопаляемой в наших сердцах от божественного огня любви. И, приблизившись к ней умной молитвой, мы слышим Божий глас, говорящий в таинстве духовного ведения: "Сними обувь твою с ног твоих". То есть сними с себя всякое своеволие и попечение этого века, и всякое ребяческое мудрование и подчинись Святому Духу и Его Божественной воле, ибо место, на котором ты стоишь, — свято.

И когда все это будет снято, принимает на себя человек ответственность за народ и несет казни фараону, то есть рассуждение и управление Божественными дарованиями, и победу над бесами. И затем получает Божественные законы. И не на каменных скрижалях, как Моисей, которые ветшают и разбиваются, но божественно начертанные Святым Духом в наших сердцах. И не только десять заповедей, но сколько вмещают наши ум, ведение и естество. И затем входит человек во внутреннейшие завесы.

А когда осеняет Божественное облако в огненном столпе любви и он становится весь огнем и не в силах более этого выносить, тогда Божественное действие любви взывает к Источнику любви и говорит человеческими устами: "Кто может разлучить меня со сладкой любовью Твоей, Иисусе?" И, вдобавок, в веющем дуновении — в теле или без тела — Бог знает, — внутри жилища или вне его, на воздухе — Бог знает, — это знает лишь тот, кто видел, — весь ставший огонь — с огнем, изливая слезы любви, с удивлением и изумлением взывает: "Останови, сладкая Любовь, воды Твоей благодати, ибо соединение моих членов распалось!" И когда он говорит это в веющем дуновении Духа с Его чудесным и неизреченным благоуханием, замирают чувства, и невозможно никакое телесное движение. И весь плененный, связанный молчанием, он только удивляется богатству славы Божией, пока не уйдет божественный мрак.