Архимандрит Андрей Конанос - Счастье – в твоём сердце. Как полюбить Бога, полюбив себя

Как-то в Лимасоле, на службе, ко мне подошла одна женщина и сказала:

— Отче, я так хочу, чтобы моя дочь изменилась!

И я неожиданно для себя спросил ее:

— А какой ты была в молодости?

— Ну, я — другое дело, сейчас же я не такая…

— Нет, скажи: какой ты была?

Вокруг были люди, на нас смотрели, и женщине явно было неловко давать мне ответ. Но тут ее знакомые, стоявшие рядом, начали говорить ей:

— Давай, давай, расскажи!

— Ну, отче… Неужели мой ребенок должен быть таким же?

— Ребенок — твой. Ты ее родила, и все это она взяла от тебя. Ты тоже жила по-всякому и проходила через разное… Нельзя требовать от ребенка измениться в один момент. Потихоньку, полегоньку изменится. Ты вот сейчас такая хорошая, добрая, мягкая — смиряешься, молишься… Ну и дочь твоя тоже со временем станет такой.

— Но неужели нельзя, чтобы это произошло побыстрее?

— Будем молиться. Здесь нужна молитва, а не навязчивость. Так ты ничего не добьешься.

Скажите, что проще: постоянно заглядывать к ребенку в телефон, читать его сообщения, пытаясь разузнать, где он сейчас, что делает и действительно ли он там, где говорит, принюхиваться к его одежде — в общем, постоянно украдкой следить за ним. Или же каждый раз брать в руки акафист и молиться — так, чтобы на страницах от постоянного чтения уже были следы от пальцев, воск от свечи, пятна от слез? Молиться, прося Бога о помощи, или проверять сумку любимого человека, чтобы разузнать о его поступках и потом ловить за руку со словами: «Я все знаю, у меня есть доказательства»? Чего ты хочешь добиться таким способом? Изменить его? Но так никого не изменишь…

Здесь нужно делать то же, что делал Христос. Сказать: «Если хочешь — можешь уходить». И тогда человек ответит: «Куда же я пойду от тебя, любимая? Куда? Я люблю тебя!»

Мы стремимся насильно привязать к себе людей. Но разве тебе нужна такая любовь — через силу? Вот мне бы очень не хотелось, чтобы меня так любили… Это не любовь! А мы зачастую именно к этому стремимся, когда пытаемся удержать кого-то. И это никакое не участие — если человек видит, что ты боишься, кричишь, подозреваешь, лукавишь и думаешь о нем только плохое.

Подозрительность всегда вносит смуту в отношения, разрушает доверие и охлаждает чувства. Это безсонница, когда не можешь заснуть от мыслей, как бы чего не вышло; это безпокойство, грызущее изнутри; колотящееся сердце, тяжесть на душе, и — страх, страх…

Приведу пример — чтобы вы поняли, что я не беру все это из головы.

Когда люди приходили к старцу Порфирию Кавсокаливиту, то изначально были убеждены в своей правоте. Они говорили: «Вот, мой муж, мой ребенок, моя жена должны стать лучше, нужно пожаловаться старцу Порфирию!» Люди приходили с плакатом «Я прав!», думая, что старец их поддержит, но он всегда говорил в ответ: «Ты слишком переживаешь за своего ребенка, слишком безпокоишься! Так ему не помочь».

— Дай-ка твою руку, — сказал он как-то одной женщине, жаловавшейся на своего ребенка. Старец определял по пульсу не давление, а что у человека на сердце. — Ты очень волнуешься, очень!

— Но за ребенка, отче, как не волноваться?

— Конечно, но так ты ничего не изменишь, все будет еще хуже. Ты давишь на него!

В 1990 году я приехал к старцу Порфирию он тогда уже ничего не видел. Я очень хотел, чтобы мои родители изменились, стали церковными людьми — потому что тогда они особо не ходили в Церковь, — и попросил старца:

— Отче, скажите мне что-нибудь про мою семью!

Я нарочно не стал описывать свою проблему, будучи убежден, что если он действительно старец от Бога, то скажет и так. Старец посмотрел на меня и вдруг — без всяких предисловий, без лишних слов — сказал:

— Не вздумай больше говорить своему отцу про исповедь! Сначала сам вразумись, сам впусти Христа в свое сердце, и вот пройдут годы — четыре, пять, шесть, — и увидишь чудо. А пока — только молчание, послушание и молитва.

И старец коснулся моей руки:

— Повтори, что я тебе сказал.

От неожиданности я лишился дара речи.

— Вы сказали, что пока — только молчание, послушание и… молитва…

— Правильно! И увидишь чудо.

А надо сказать, что в то время я постоянно приставал к своему отцу: «Тебе нужно поисповедаться! Зачем ты столько пьешь? Две бутылки вина в день! Почему не ходишь в Церковь? Почему так разговариваешь? Почему кричишь? Почему смотришь телевизор?» На что отец отвечал мне: «Ты когда-нибудь оставишь меня в покое со своей церковью? Живи, как хочешь, — мы же тебе не мешаем, почему ты к нам лезешь?» Я и правда лез. Вот почему сейчас я рассказываю вам все это я делюсь своим опытом, у меня было то же самое.