Василий Экземплярский - Христианское юродство и христианская сила (К вопросу о смысле жизни)

И это же самое открывается, если хоть на мгновение задуматься над самым путем жизни святой и богоугодной, по Евангелию. Этот путь есть путь, конечно, любви, т. е. путь самого искреннего и глубокого единения человека со своими братьями на земле. При такой искренней любви грех ближнего есть мой грех, я сознаю себя ответственным за все зло и несчастья в мире. И когда Тот, Кто Один мог сказать о Себе, что никто не смеет обличить Его в грехе, — когда Он изнемогал под тяжестью сознания Своей ответственности за грехи всего мира и долга Своими страдани­ями искупить эти грехи, то в этом случае выразилась в мировой жизни не только тайна божественных путей спасе­ния мира, но и закон всякой искренней любви: не может удовлетворять и радовать душу сознание личного совер­шенства, когда всюду зло и грех. То начало смирения, которое, по словам Самого Христа Спасителя, уподобляет верующего Учителю, оно именно — неиссякаемый источник для христианского сознания своей связанности со всем грешным и страдающим в мире, своей ответственности за всякий грех и за всякое страдание.

Если и может кому-нибудь доставлять радость сознавать себя святым и совершенным по сравнению с другими, то, во всяком случае, эта радость по своей природе не будет христианской. У Л. Н. Толстого есть прекрасные страницы, где он говорит, что смысл жизни — в увеличении в себе любви как пути к совершенству. Но как ни прек­расны эти страницы, они ставят один неотвязный вопрос: можно ли, любя безраздельно, заботиться о личном со­вершенстве, думать о нем, замечать его, любоваться им? Думается, что нет; кажется, что в своей духовной жизни христианин должен быть подобен ребенку, не задумывающемуся над своим ростом; полевой лилии, не думающей о своей красоте; птице небесной, не заботящейся о завтрашнем дне. Не о том речь, конечно, что христианину дозволена нравственная беспечность, сознательное отклонение от воли Божией, неисполнение долга. Но самоя абсолютность нравственного идеала богоподобного совершенства делает то, что, исполнив даже всю волю свое­го Господина, верующий не может судить о себе иначе, как о рабе, который ничего не стоит, потому что сделал, что и должен был сделать (Лк. 17:10), не может не сознавать бесконечной высоты Солнца нашей жизни и своей далекости от совершенства.

Были религии в истории человечества, где намечался точно определенный путь для достижения предельного со­вершенства. Даже ветхозаветный закон еще говорил "о праведности от закона: исполнивший его человек жив бу­дет им" (Рим. 10:5). Но Евангелию чужда эта точка зрения по самой природе христианского совершенства, когда не только абсолютность нравственного идеала делает невозможным услаждение от достижения этого идеала для человека с чуткой совестью, но и самое это совершенство, самая святость рассматривается не как приобретение самого человека, но как Божий дар, дар благодати, посылаемый не ради дел человеческих и заслуг человека пе­ред Богом, но как дар любви Отца ради Сына Своего Иисуса Христа. Там, где от ограниченного смертного тре­буется быть совершенным, как Бог, там или злая насмешка над человеком, или же в последнем может действовать Божия сила, сила, побеждающая грех и смерть. Таков именно и есть дар благодати по вере во Христа. Прочтите апостольские послания, особенно Павла, и станет ясно, как совесть верующего сознает то, что является аксио­мой для математики: бесконечность одинаково далека и от 1 и 2, и от миллиардов. Бесконечное, Божеское со­вершенство одинаково недосягаемо и для человека, согрешающего против всего закона, и лишь согрешившего в одном чем-либо: "Кто соблюдает весь закон, — пишет ап. Иаков, — и согрешит в одном чем-нибудь, тот стано­вится виновным во всем" (2:10). И когда христианство ставит требование быть совершенным, как Отец Небесный, оно обращается не к силам одного лишь человека, но к возможности для него освящения свыше через общение реальное, хотя и таинственное, с Богом. "Если не будете есть Плоти Сына Человеческого и пить Крови Его, то не будете иметь в себе жизни" (Ин. 6:53). Если не приобщитесь к жизни Христа, не сделаетесь причастниками Его любви, ветками Божественной Лозы, то не достигнете совершенства, не осуществите своего назначения. Потому- то Евхаристия и есть центр христианского служения .Богу, когда верующий становится реально причастником Божественной жизни, сыном вечности, святым и совершенным.

И то, что так чудесно воплощается в Таинстве Евхаристии, — преискреннее общение со Христом, — это са­мое составляет и содержание вообще христианской святости. Христианин может быть святым не сам по себе, но лишь во Христе. Мы "в Нем" праведны, совершенны, как говорит апостол. Мы святы Его святостью, горды Его со­вершенством, радуемся Его славе. "Ради Христа я, — говорит апостол Павел, — все почитаю тщетою... все почи­таю за сор, чтобы приобрести Христа и найтись в Нем не со своею праведностью..., но с тою, которая через ве­ру во Христа, с праведностью от Бога по вере" (Флп. 3:7-9).