Ефрем Филофейский: Моя жизнь со Старцем Иосифом

— Ну, давай, остолоп, быстро неси это.

Я принес еду, дал ее батюшке.

— Убирайся с моих глаз! Скройся, чтоб глаза мои тебя не видели! Быстро проваливай в свою келлию.

— Буди благословенно.

Я взял благословение у Старца и пошел в свою келейку, которая была рядом. Сбежал по ступенькам, вошел в келлию. Лишь только ступил туда ногой, как пришло благословение Божие по молитве Старца. Я удостоился посещения Божия, да такого, что разве только глаза мои не видели присутствия святых апостолов! Такая благодать, такое благословение! Из глаз моих бежали слезы. Не потому, что меня отругал Старец, но потому, что я не мог сдержать радости и веселья, которые испытывал от присутствия святых апостолов. Это был их праздник, и поскольку апостолы терпели оскорбления за Христа, поскольку над ними насмехались, их били, их бичевали книжники и фарисеи, Сам Христос увидел и мой ничтожный подвиг и послал Свое благословение. Я не знал, где находился, слезы лились ручьем. Я упал на пол и плакал, плакал, а в душе моей была радость. И я говорил себе: «Какое благо сделал для меня Старец!» Гораздо позже я узнал от других, что, как только я уходил, Старец благословлял меня, хотя в глаза всегда отчитывал.

Однажды, когда я был новоначальным и пришел отец Ефрем из Катунак, Старец позвал меня.

— Вавулис, сделай-ка нам кофе.

— Буди благословенно.

И как только я удалился, Старец тихонько сказал: «Буди благословен всегда!» — и несколько раз благословил меня.

А во время исповедания помыслов он никогда не говорил со мной резко. Он мне объяснял, из-за чего я совершил ту или иную ошибку, какие причины ее вызвали, раскрывал каждую мельчайшую подробность — от первого принятия помысла до исполнения его на деле. С такой ясностью он мне это показывал, что я говорил себе: «Он знает меня лучше, чем я сам».

Итак, Старец определил мне послушание — быть поваром общины. Вот как это случилось.

— Малой!

— Благословите.

— Готовь.

— Где готовить?

— Во дворе.

Я задумался: интересно, где это во дворе? Как будто у нас там была какая-то кухня. Ладно еще — собрать дровишки, разжечь плиту, но готовить?! Какую еду я смогу приготовить, не имея об этом никакого понятия? Меня обступили помыслы: «Где ты будешь готовить еду? Где ты будешь во дворе мыть посуду?» Рукомойником нам служил разбитый кувшин с приделанным краником, привязанный к колу во дворе. Там мы и мыли посуду. Но где готовить? А отцы трудятся, переносят грузы, устанут, проголодаются — что они будут есть? А Старец занимается рукоделием в своей келлии…

Двор был открытым местом, и там дул такой ветер, что просто ужас! Как сейчас помню, меня чуть не сдувало в пропасть. Когда он начинал дуть, я призывал на помощь все свое терпение, ибо вместе с ветром на меня сразу нападали ропот и хула на Бога. Лишь только уменьшалось терпение, дух хулы был тут как тут и говорил мне: «Что это за Бог, Который так на тебя дует, Который так тебя мучает?» А я ему противоречил: «Заткнись! Не говори ни слова!»

* * *

Позже мы устроили навес из веток, чтобы прикрыть нашу кухню. Но ветер его срывал. Я клал два камня для очага и сверху конфорки, но лишь только начинал дуть ветер — улетали крышки, улетала решетка, и все это летело вниз по склону. Старец кричал: «Эй, дурень! Слышишь, малой, у тебя вещи улетели! Беги скорей за ними!» Где мне их было теперь найти? Я бежал вниз по склону, чтобы собрать крышки и конфорки. О Боже мой!

Даже зимой мы готовили во дворе, у каливы Старца, а ели в его каливе.

После трапезы я должен был мыть тарелки. Тарелки были металлические, и мы их мыли во дворе. Зима, холод, дождь, мы замерзали — но посуда должна была быть вымыта. Болен ли ты, грипп ли — надо было выходить на скалы. У нас была старая цистерна, [20] Имеется в виду емкость для дождевой воды, устроенная из доступного материала. в которой по капле собиралась вода со скалы. В дырку в цистерне мы вставляли трубку и текущей из нее водой, на холоде, на ветру, мыли посуду. Наши руки становились красными от ледяной воды. У нас не было подходящего места, где подогреть воду. Мы жили как первобытные люди, однако Бог нам давал терпение. Господь нас покрывал — и мы не замечали трудностей.

* * *

Ох, этот холод! Как было согреться? Ох, Матерь Божия! Я настолько замерзал, что как в то время, так и во все последующие годы моей жизни я от этого переохлаждения мучился болями в спине. И с тех пор до сего дня я страдаю этим, ведь мы совершенно не заботились о своем здоровье.