Тензин Гьяцо - Вселенная в одном атоме - Наука и духовность на служении миру

Но в одном аспекте методы науки и буд дизма весьма различны: научный исследователь осуществляет эксперимент, используя для анализа внешних феноменов различные инструменты, тогда как духовное исследование начинается с развития утонченного внимания, которое затем применяется в интроспективном [2] Интроспекция — наблюдение субъектом содержания и актов собственного сознания. — Прим. пер. изучении мира внутреннего опыта. Тем не менее оба подхода имеют мощный эмпирический базис: если научное исследование показывает, что нечто существует или же, напротив, не существует (а показать отсутствие чего-либо — вовсе не то же самое, что просто не обнаружить искомое), мы должны принять результат такого исследования как факт. Если научная гипотеза была проверена, подтверждена и найдена верной, нам следует ее принять. Точно так же буддизм должен принять в качестве достоверного факта не только то, что обнаружено в процессе медитативного опыта, но и то, что открыто методами научного исследования. Если, исследуя какое-то явление, мы обнаруживаем доводы и доказательства, подтверждающие его существование, нам следует признать его в качестве реальности, даже если такое понимание идет вразрез с устоявшимся мнением или авторитетными писаниями. Итак, один из основополагающих подходов, роднящий буддизм и науку, состоит в эмпирическом подходе к реальности и в неприятии тех, пусть даже традиционных, воззрений, которые оказываются в противоречии с эмпирическим опытом.

Одна из специфических особенностей научного подхода, в корне отличающего его от религии, состоит в непризнании авторитетов как единственного источника достоверного знания. Всякая истина в науке должна быть либо доказана в эксперименте, либо подтверждена математическими рассуждениями. Для научного мышления совершенно невозможна идея о том, что нечто является истиной просто потому, что так говорили Ньютон или Эйнштейн. Итак, условием исследования является полная открытость как к поставленному вопросу, так и к возможному ответу на него. Такой подход я охарактеризовал бы как здоровый скептицизм. Эта открытость делает человека восприимчивым к новому пониманию и к новым открытиям, а в сочетании со свойственным всякому человеку стремлением понять окружающий мир она может привести к значительному расширению наших горизонтов. Это, конечно же, не означает, что все деятели науки полностью отвечают такому идеалу. Некоторые из них все же предпочитают жить в рамках общепринятых представлений.

Что касается буддийской исследовательской традиции, мы, тибетцы, в большом долгу перед Индией — местом, где родилась буддийская философская мысль и учение. Тибетцы всегда называли Индию страной святых. Это место, где родился Будда, а также ряд великих мастеров, чьи писания во многом сформировали философскую мысль и духовную традицию тибетцев. К их числу относятся философ II в. Нагарджуна, светочи IV в. Асанга, его брат Васубандху и великий наставник в этическом учении Шантидева, а также живший в VII в. мастер логики Дхармакирти.

После моего бегства из Тибета в марте 1959 г. многим тибетским беженцам и мне самому посчастливилось обрести в Индии свой второй дом. В первые годы моего изгнания президентом Индии был д-р Раджендра Прасад, высокодуховный человек и уважаемый ученый в области юриспруденции. Вице-президент д-р Сарвеали Радхакришнан, ставший впоследствии президентом, был известен своим глубоким личным и профессиональным интересом к философии. Я отлично помню случаи, когда в процессе философской дискуссии Радхакришнан по памяти цитировал строки из классического сочинения Нагарджуны Коренные строфы о срединности (Муламадхьямака-карика). Я считаю весьма знаменательным тот факт, что с момента обретения независимости в 1947 г. Индия продолжила свою благородную традицию назначения на высшие государственные должности мыслителей и ученых.

После трудного десятилетия освоения на новом месте, полного забот о размещении почти восьмидесяти тысяч тибетских беженцев в разных частях Индии, устройства школ для детей и подростков и усилий по восстановлению разрушенных учреждений культуры, я начал зарубежные поездки, которые продолжались до конца 1960-х годов. В них я старался делиться своим пониманием важности базовых общечеловеческих ценностей, поддерживать взаимопонимание и гармонию между религиями и отстаивать права и свободы тибетского народа. Одновременно в этих путешествиях у меня появилась возможность встречаться с замечательными учеными и обсуждать с ними интересующие меня вопросы, совершенствовать свои знания и углублять понимание сущности науки и ее методологии. Еще в период 60-х годов я обсуждал вопросы взаимодействия религии и науки с некоторыми из посетителей моей резиденции в Дхарамсале на севере Индии. Самыми запоминающимися встречами того периода были приезд траппистского [3] Трапписты — неофициальное название членов католического ордена цистерцианцев, основаного в 1098 г. св. Робертом Молесмским в монастыре Сито (Франция). — Прим. пер. монаха Томаса Мертона, который серьезно интересовался буддизмом и, в свою очередь, открыл мне глаза на христианство, а также религиоведа Хьюстона Смита.