Гленн Муллин - Избранные сочинения второго Далай Ламы

Это озеро стало также основным средством для определения места перерождения Далай Лам и других высоких тулку в течение последующих столетий. Оно сыграло немаловажную роль в обнаружении и нынешнего Далай Ламы, — свидетельство того, что даже в современном мире оно остается заслуживающим полного доверия средством предсказания. [2] Поиски и обнаружение нынешнего Далай Ламы отражены в большом количестве документов из западных источников благодаря знавшему тринадцатого Далай Ламу в течение многих лет англичанину, который в то время выполнял в Лхасе свою миссию. Наилучшим изложением событий, связанных с кончиной тринадцатого Далай Ламы и обнаружением четырнадцатого, вероятно, является книга Джона Авидона In Exile from the Land of Snows , (New York: Alfred A. Knopf, 1984).

Озеру Лхамой Лацо предстояло не только помогать в обнаружении перерождений Далай Ламы: почти сразу же после освящения вторым Далай Ламой его пророческая сила помогала разрешать вопросы как государственные, так и религиозные. Многие исторически важные для Тибета решения принимали тот или иной оборот в зависимости от информации, почерпнутой из видений, проявившихся в священных водах Лхамой Лацо.

Второй Далай Лама был активным писателем. В плане широты кругозора сравниться с ним могли бы только пятый и, возможно, седьмой Далай Лама. Как и у большинства тибетских авторов, его интересы исключительно духовны, он использует язык махаянского буддизма, а его цель заключается в том, чтобы осветить методы, пути и ступени, ведущие к просветлению.

Он жил в захватывающую эпоху тибетской истории. Буддизм в Стране Снегов пустил глубокие корни, тысячи монастырей и обителей йогинов, процветавшие в горах и долинах, осуществляли кипучую деятельность. Вся культура этой страны была пронизана духовностью и религиозным рвением. Каждая семья стремилась дать хотя бы одного монаха, монахиню или йогина для духовного подъема страны, а каждая долина желала иметь на своей территории одного или двух святых. Религиозное образование, медитация и йогическая практика были наивысшими социальными целями, а достичь высшего положения означало стать Буддой, Просветленным. Монастыри не были закрытыми учреждениями, они были открыты для всех паломников и ученых, которые могли оставаться там хоть одну ночь, хоть всю жизнь. В монастырских дворах стоял гул жарких диспутов философов; из храмов доносились звуки барабанов и ритуальных труб; в залах для собраний как монахи, так и миряне собирались послушать проповеди знаменитых странствующих учителей. В молодости в поисках высокого знания второй Далай Лама посетил многие из самых прославленных монастырей и обителей йогинов. А позже его просили вернуться туда, теперь уже для того, чтобы учить или давать посвящения.

Тот Тибет, в котором он родился, официально был буддийским уже более семи сотен лет. Его родители принадлежали к школе Нингмапа, и, как мы можем видеть из биографии, которую я даю в качестве приложения к этой книге, воспитывался он в большой мере на учениях этой школы. Позже он принял монашеские обеты в школе Гелугпа, которая была основана сто лет назад Ламой Цонкапой, одним из главных гуру первого Далай Ламы. Однако это никоим образом не ограничивало его образование, и он учился во многих разных монастырях и у учителей многих школ. Поэтому его работы содержат сочинения на темы, относящиеся к самым различным тибетским традициям.

Мы часто видим, как тибетские религиозные традиции делят на четыре школы. Эта классификация возникла через столетие после времени жизни второго Далай Ламы. В его же время почти каждый монастырь считал себя независимой традицией, имеющей лишь свободные связи с другими такими же объединениями. [3] Достаточно лишь беглого знакомства с ранней историей тибетской религии, чтобы понять, насколько велико многообразие традиций, проникших в Тибет. См. The Blue Annals , G. Roerich, (Calcutta: Motilal Banarsidass, 1949). Тибет — большая, малонаселенная страна, и расстояния между большинством центров были велики. Обычно разные объединения жили в согласии и, хотя каждый монах обычно имел свой “дэнг нга” (подушку для созерцания) в том или ином монастыре, он мог свободно передвигаться по всей стране и изучать все что угодно и где угодно, не лишаясь своего положения в родном монастыре.

Однако нельзя сказать, что религиозные конфликты были совершенно не известны. Во времена второго Далай Ламы школа Гелугпа, в которой он принял монашеские обеты, подверглась серьезным нападкам, особенно в двадцатые — тридцатые годы шестнадцатого столетия. Гелугпа была самой молодой из всех тибетских религиозных движений, но, в отличие от более ранних традиций, ведущих свое происхождение непосредственно из Индии, она сформировалась как слияние главных тибетских традиций. Ее основатель, Лама Цонкапа, более тридцати лет учился в Тибете у пятидесяти самых значительных учителей, представлявших разные направления. Однако стремительный успех его деятельности не мог не вызвать сопротивления со стороны более ранних школ. Мы видим тонкий намек на эту проблему в нескольких сочинениях второго Далай Ламы, а также в его более подробных жизнеописаниях. Но не в обычаях тибетской литературной традиции было обливать противника грязью, и в книге истории такому конфликту редко уделено более пары слов. Тибетцы вообще считают, что единственная конструктивная критика — это самокритика. Любимая тибетская пословица гласит: “Лучше найти один недостаток в себе, чем тысячу — в другом человеке”. [4] Эта пословица известна еще с двенадцатого века: она встречается в произведении Геше Чекава “Семь моментов духовного преображения”, тиб. bLo spyong don bdun ma. Вот почему вплоть до недавнего времени все это противостояние упоминалось лишь вскользь. Тибетцы просто не желали прославлять или увековечивать какую-то проблему или конфликт в письменном виде. Литература была священной: ее объект — все прекрасное и глубокое, ее предназначение — увековечение достижений человека, а не выставление напоказ его слабостей и ошибок.