Аврелий Августин - О созерцании Бога и о блаженстве

В этом переживании дух перестает быть творением, ибо он сам тогда "блаженство": он одно существо, одно естество с Божеством, и в то же время свое собственное блаженство и всех творений. Да, я утверждаю: если и допустить, что Бог сделал бы то, чего сделать не может, и дал бы испытать безусловную полноту блаженства духу, покуда он был бы еще творением, тогда невозможно, чтобы Бог оставался для него "Богом", и чтоб дух был при этом блажен и таковым оставался. Если бы кто-нибудь был на небе и увидал всех святых, каждого в его блаженстве, тот ничего бы не нашел сказать о святых, а только о Боге. Блаженство, это всегда Бог; и каждый, кто блажен, тот в переживании блаженства — Бог и божественное естество, и существо Божье. У святого Павла сказано: "кто говорит, что он есть нечто, когда он ничто, тот самого себя обманывает": в переживании блаженства человек становится н и ч т о и все сотворенное становится для него н и ч т о! Относительно этого достойный Дионисий говорит: "Господи, приведи меня туда, где Ты — ничто!" Это значит: "приведи меня, Господи, туда, где Ты превышаешь всякий сотворенный разум". Бог, говорит святой Павел, живет в свете, которого никому не достичь. Это значит: нельзя познать Бога ни в каком сотворенном свете.

Бог есть Ничто, говорил Дионисий. Под этим можно разуметь то, что у Августина выражено так: Бог есть все. Это значит: в Нем нет ничего! А когда Дионисий говорит, "Бог есть Ничто" — это значит: никаких "вещей" нет у Него! Поэтому должен дух подняться над вещами и всякой вещественностью, над всяким ликом и образом, даже над сущностью и над подобием сущности. Тогда проявится в нем полная действительность блаженства, обладать которым дается существу как творящему разуму!

Как я сказал, человек созерцает Бога уже в этой жизни с той же полнотой и бывает блажен совершенно в той же мере, как и после этой жизни. Это многим людям покажется удивительным. Поэтому приложите все старание, чтобы понять меня! Творящий разум проистекает из вечной правды и заключает в себе по-своему все, что Бог в себе заключает. И также постигает этот благородный, божественный, этот "творящий разум" самого себя лишь самим же собою, подобно Богу. По своему происхождению и по сущности бытия он есть, безусловно, Бог; "творением же, напротив, становится он после того, как выделится для обособления". Этот разум теперь в нас, несомненно, так же прекрасен, как и по окончании этой жизни. Но можно спросить или сказать: какое же тогда различие между этой жизнью и той, что должна наступить после этой? Я отвечаю так: этому разуму присуще равное блаженство, как и Богу, но теперь этот разум пребывает в нас сокрытым.

Наша жизнь здесь, на земле, устроена всецело так, что Бог и все вещи познаются нами лишь как возможность. По окончании же этой жизни, когда мы освободимся от тела, эта возможность преобразится в полную действительность блаженства, как то присуще творящему разуму. Но это "преображение" не сделает переживание блаженства более совершенным, нежели оно теперь. Ибо творящий разум не может никоим образом увеличиться в нас; ему невозможно получить более того, что уже заключено в нем по природе его. Поэтому, когда мы станем блаженны, возможность станет в нас действительностью, и мы будем вкушать только истинное блаженство, как оно свойственно божественной сущности. И так это разумел Давид, говоря: Господи, в свете Твоем узрим свет. Вместе с божественной сущностью должно также стать нашим и совершенство божественной сущности, а в этом одном — все наше блаженство, — здесь, как благодать, — там, как полное обладание сущности.