Коллектив авторов Религия - Откровения Блаженной Анджелы

Только в связи со справедливостью Божией становится понятым и ощутимым безмерное Божье милосердие. Раскаявшийся грешник внутренне и достоверно чувствует его в себе, чувствует, как оно извлекает его из ада (17) и ниспосылает ему озарение и некую твердость в добре (25). А милосердие Божие — проявление Божьих благости и любви. Бог — “неуничтожимая во веки любовь”, наполняющая любовью человеческую душу (68-69); и это становится понятным в связи с противопоставлением Божественной полноты человеческому ничтожеству, Божьего добра — моему злу, абсолютного бытия — бытию относительному. В душе человеческой как бы две части. Одна — холодная, черствая и чуждая всякому благу — “человеческое”; другая — любовь и всяческие блага, созидаемые Богом — “Божье”. С созидаемой Им любовью и претворяемой Им в любовь, т.е. в Себя, душою воссоединяется Бог — любовь, к Нему, как к любви, влечется она и Его, как любовь, постигает. Невыразимым и непостижимым образом любовь, оставаясь Божественностью, становится вместе с тем и свойством “я” (ср. 150). Душа воспринимает Божество как чистую любовь, и это восприятие, переходящее в любовное восприятие в Боге всего мира, наиболее приближается к высшему из дарованных Анджеле откровений — к постижению Бога во мраке, когда в Божественном единстве исчезают все частные обнаружения Божества, как мощи, смирения, справедливости, благости, когда угасает сама Божественная любовь (70). “И не видела я там любви, которую раньше носила в себе, и стала не-любовью” (72).

Божественная любовь в последней глубине своей, к которой становится причастною душа человека, выше и глубже даже любви к Богу-человеку. Во всем проявляется Божья любовь. Дивные утешения приемлет и дивные речи Божьей любви слышит Анджела на пути в Ассизи (48). Вложил в нее Бог любовь свою и любит ее больше, чем кого-либо в долине

Сполетской (49, 139). И ничего не хочет, ничего не требует от души Бог, кроме одного — “чтобы душа искала и любила Его, ибо сам Он истинно любит ее, и Он сам — любовь души. И слова эти глубоки” (49). Безмерна любовь Бога к душе, любящей Его без зла, и готов Он даровать ей “много большую благодать, чем та, которую Он даровал святым, бывшим доселе” (50). И приходит Бог в душу, и вместе с Ним и в Нем приходит весь мир (52).

Всего человека любит Бог, преображая его Своею любовью, — “возлюбленная Моя, невеста Моя, люби Меня. Ведь вся жизнь твоя: и еда, и питье, и сон твой — все угодно Мне, если любишь Меня” (51) — и хочет Он, чтобы человек всего себя отдал Ему. Но так любезен Бог к душе, что, если отдает она Ему себя целиком, Он приемлет ее всю, если же отдает она себя частично, то принимает Он часть (233). Воспламененная Божьей любовью, душа постигает свое ничтожество, постигает смирение Бога, склонившегося к ней, и еще больше любит Его (218). Ее любовь, рожденная Несотворенной Любовью, преображает ее в Бога. И совершаются тогда в душе Божественные действия, и воля согласуется с волей Божественной (231). Любовью Творца любит она так, как надлежит, всякую тварь, Им сотворенную, ибо во всякой твари разумеет Бога и видит, как любит ее Бог; а затем, так преображенная, любит все то, что Бог любит. И поэтому радуется и ликует она о благах ближнего, а о зле его скорбит и печалится (218).

Итак: разумеемое во мраке Несказанное, превышающее всяческое благо, целостное и единое в Себе, создавшее, созидающее и содержащее в Себе все, раскрывается как единая Троичность, как единое и всяческое бытие, высшее благо, высшая мощь и смирение, как мудрость, справедливость и благость, как любовь. Все эти частные явления единого в Себе Несказанного для Анджелы не простые слова или идеи, а само живое и животворящее Несказанное. В необычайной жизненности, в интуитивности восприятия и полноте ощущения и заключается, на наш взгляд, наиболее ценная и неотразимо чарующая сторона ее мистических откровений. Близко Божество Анджеле. Оно не сокрыто где-то в Себе и целостно пронизывает и объемлет весь мир, связуя его воедино Своим бытием, мощью, смирением и любовью. Оно присутствует незримо и несказанно в глубочайшем тайнике души, и из глубин таинственного, еле проницаемого и невыразимого Бытия вы-ростает и пышно цветет могучее древо жизни; раскрывается в Своем творении животворящее, созидающее любовь, красу и правду Божество, и свободно тянется к Нему и преображается в Него всякая тварь.

Чувствовала Анджела в себе всяческое Благо и шла принять Его в евхаристии. И непонятно ей было, зачем принимать всяческое Благо в евхаристии, если оно уже находится в душе (117. Ср. 62). Действительно, это недоумение естественно. Если Бог везде и во всем, зачем принимать Его еще под видом хлеба? Подобные сомнения могли приводить и приводили многих к отрицанию таинства 10 10 См. Карсавин. Основы средневековой религиозности. Петр. 1915. 23 . Анджелу уберегли от этого пути ортодоксальный инстинкт, инстинктивное же влечение к таинству евхаристии и полнота ее мистических откровений (88, 96, 112-116, 118, 120, 140, 241-249). “Одно не исключает другого”, — ответил ей Господь на ее недоуменный вопрос (117). И поняла она, что по иному Бог в душе и по иному на алтаре. На алтаре Сын Божий не только по Божеству, но и по человечеству Своему, “окруженный содружеством ангелов" (ib). И по человечеству соединяет всех в Боге единая евхаристия, совершаемая на многих алтарях и даже на алтаре ангельском. Она связана с тайною Воплощения Божьего (245, 248).