Джин Эдвардс: История трех царей

— Да, дам, — сказал великий царь и вновь обратился к посланнику, — этот мрачный час для меня настал. Когда я поговорю с Авессаломом, все закончится. Завтра пусть придет ко мне один из пророков. А сейчас иди. Потом пусть придет ко мне Садок — первосвященник. Спроси его, не сможет ли он быть у меня здесь, после вечернего жертвоприношения…

На лице Авессы светилось восхищение:

— Благодарю тебя, добрый царь.

— За что? — спросил удивленно Давид, оборачиваясь уже в дверях.

— Не за то, что ты сделал, а за то, что ты не сделал! Я благодарю тебя за то, что ты не кидал копья, не восставал против царей. За то, что не разоблачал человека у власти, когда он был уязвим, за то, что не разделял царство, не нападал на молодых Авессаломов, которые очень похожи на молодых Давидов, но ими не являются, — он помолчал, — благодарю тебя за страдания, за готовность лишиться всего. За то, что ты положился на волю Бога в завершении и даже разрушении твоего царства, если это угодно Ему. Благодарю тебя за то, что ты — пример для нас всех. А больше всего, — он усмехнулся, — за то, что не обращаешься к колдуньям.

— Нафан!

— Что? А, это ты Садок…

— Прости мне мое вторжение, но я наблюдаю за тобой уже несколько минут. Ты, наверное, собирался войти к царю в тронный зал?

— Да, Садок. Я хотел… но теперь передумал. Царь не нуждается во мне.

— Я так не думаю, Нафан. По-моему, царь очень нуждается в тебе. Пред ним — величайшее испытание в его жизни. Я совсем не уверен, что он сможет пройти его.

— Он уже прошел это испытание, Садок, — ответил Нафан с уверенностью в голосе, достойной истинного пророка Божиего.

— Уже прошел это испытание? Прости, Нафан, но я не понимаю, о чем ты говоришь. Все, как ты хорошо знаешь, только начинается.

— Садок, твой царь выдержал это испытание уже давно, когда он был еще юношей.

— Ты говоришь о Сауле? Но это было совсем другое дело.

— Вовсе нет. Это в точности то же самое. Абсолютно нет никакой разницы. Как Давид относился к своему Богу и поставленному над ним человеку в то далекое время, точно так же он будет относиться к своему Богу и человеку подвластному теперь. Разницы в подобном не может быть никогда.

— Да, обстоятельства могут изменяться… значительно. Очень значительно, я бы добавил. Но сердце! Сердце всегда одно и то же. Садок, я всегда был благодарен Богу за то, что Саул был нашим первым царем Я содрогаюсь при мысли о том, какая была бы беда, окажись Давид молодым человеком под другим царем. Практически нет разницы между человеком, обнаружившим Саула в своей жизни, и тем, кто нашел Авессалома в своей. В любой из этих ситуаций развращенное сердце найдет свое оправдание, Саулы этого мира никогда не смогут увидеть Давида, они могут увидеть только Авессалома. Так же как и Авессаломы этого мира никогда не смогут увидеть Давида, они могут увидеть только Саула.

— А чистое сердце? — спросил Садок.

— О, это поистине редкая вещь. Как сокрушенное сердце поступит с Авессаломом? Так же, как с Саулом? Скоро нам предстоит это узнать, Садок!

— И ты, и я не были удостоены чести присутствовать там, когда пришел час Давида и Саула. Зато нам оказана честь быть здесь в его час с Авессаломом. Я, например, собираюсь очень внимательно наблюдать разворачивающуюся трагедию; при этом у меня добрые предчувствия, что я получу один-два урока. Попомни мои слова: Давид проложит свой путь через все это, и он пройдет это испытание с тем же благородством и мужеством, которые он проявил в юности.

— А Авессалом?

— Авессалом? Через несколько часов он вполне может стать моим царем, ты это имеешь в виду?

— Такая возможность существует, — ответил Садок уже почти с юмором.

Нафан улыбнулся:

— Если Авессалом получит трон, да сжалится Бог над всеми царствами Саулов, Давидов и Авессаломов! По моему суждению, наш юный Авессалом станет превосходным Саулом, — закончил Нафан и пошел прочь по длинному коридору.

— Да. Превосходный Саул. Потому что во всем, кроме возраста и положения, Авессалом — уже Саул, — закончил Садок разговор вслед удаляющемуся Нафану.

— Спасибо, что пришел, Садок.

— Мой царь.

— Ты — священник Божий. Не расскажешь ли мне историю давно минувших дней?

— Какую историю, мой царь?

— Историю Моисея. Ты ведь ее хорошо знаешь…