Клайв Стейплз Льюис - Современные переводы Библии

Возможно, открывая эту книгу на прилавке книжного магазина, читатель задастся вопросом, к чему нам новый перевод какой-либо части Библии, в частности, Посланий: “Разве у нас нет уже самого прекрасного перевода, каким мог бы похвалиться любой язык — Authorized Version?” Мне встречались люди, которые в своих сомнениях заходили дальше и считали, что новый перевод не только не нужен, но даже недопустим. Они не могут вынести изменения освященных временем слов: это кажется им неблагочестивым. На это можно сказать несколько вещей. Во-первых, те возражения, которые они выдвигают теперь против нового перевода, весьма напоминают возражения, когда-то выдвигавшиеся против перевода на английский язык вообще. Множество искренне благочестивых людей в XVI в. содрогались при одной мысли о том, чтобы освященную временем латынь Вульгаты переложить на обычный и (по их мнению) “варварский” английский. Священная истина как будто теряла свою освященность, когда совлекалась многосложной латыни, давно привычной для слуха по чтениям на богослужении, и облекалась в “тот язык, которым пользуются все” — язык, пронизанный самыми обыденными ассоциациями из детской, из пивной, из хлева и с улицы. Тот же ответ пригоден сегодня, как и тогда. Священное Писание (во всяком случае, Новый Завет) может потерять из-за осовременивания только тот поверхностный налет святости, которого ему отнюдь не придавали его авторы или первые читатели. Греческий оригинал Нового Завета — не произведение литературного искусства: он написан не торжественным церковным языком, он написан на том греческом языке, на котором говорило все Средиземноморье с тех пор, как греческий стал международным языком и, вследствие этого, потерял свою подлинную красоту и изысканность. Тут мы встречаем греческий язык, на котором говорили люди без подлинного чутья к греческому слову, потому что не его они употребляли в детстве. Это своего рода греческий “бейсик” {2} 2 Basic English, бейсик — упрощенная версия английского языка, которую в целях просвещения пытались вводить в колониях в нач. XX в. Насколько нам известно, нигде не прижилась. — Ред. , элементарный греческий: язык этот не укоренен глубоко, он утилитарен, это торговый, управленческий язык. Это нас шокирует? Напрасно; разве что в той же мере, как нас шокирует Воплощение. То же самое Божественное смирение, которое определило, что Бог станет младенцем у груди женщины из народа, а позднее — бродячим проповедником, арестованным римской полицией, определило также, что проповедь о Нем прозвучит на народном, прозаичном и нелитературном языке. Если вы способны проглотить одно, вы переварите и второе. В этом смысле учение о Воплощении лишено всякого благочестия: христианство в этом смысле — насквозь неблагочестивая религия. Если мы ожидаем, что оно должно было явиться миру во всей красоте, которую мы теперь ощущаем в Authorized Version, мы так же далеки от истины, как те иудеи, которые ожидали прихода Мессии в образе великого земного Царя. Подлинная святость, подлинная красота и возвышенность Нового Завета (как и жизни Христа) совсем иного рода: много глубже или дальше. Во-вторых, Authorized Version уже перестал быть хорошим (то есть ясным) переводом. Его язык — не современный английский: значение слов переменилось. Из-за того самого обаяния старины, благодаря которому Authorized Version (в поверхностном смысле) столь “прекрасен”, “священен”, “утешителен” и “вдохновителен”, многие его места стали неудобопонятными. Так, слова апостола Павла “Я ничего не знаю за собою” (1 Кор 4:4) он передает: “For I know nothing by myself”. Это был хороший перевод для XVI в. (хотя и тогда уже несколько старомодный); современному читателю он ничего не говорит — или говорит нечто весьма отличное от того, что сказал Павел. В самом деле: если уж пользоваться переводами, то нам нужно их периодически обновлять. Не бывает, чтобы книгу перевели с одного языка один раз и навсегда; ведь язык — вещь изменяющаяся. Если вашему сыну нужен костюм, бесполезно покупать ему один костюм раз и навсегда: он вырастет из него, и юношу придется обшивать заново. И наконец, хотя это может показаться дурным парадоксом — порой следует отвлечься от Authorized Version, хотя бы именно по той причине, что он столь прекрасен и торжественен. Красота вдохновляет, но красота также усыпляет. Привычные ассоциации становятся дороги, но они же сбивают с толку. Из-за прекрасной возвышенности та реальность, о которой говорит книга, — реальность, полная восторга или ужаса — доходит до нас затуманенной, теряет остроту, и мы лишь тихо, благоговейно вздыхаем там, где должны были бы сгореть со стыда или онеметь от ужаса, или вообще забыть о себе, восхищенные чаянием или пав ниц в поклонении. Доходит ли до нас, что scourged (Ин 19:1) означает “выпорол”, “высек”? Ранит ли нас выражение mocked так же, как “глумились” (Мк 15:20; Лк 22:63; 23:11,36)?