Джозеф Г. Ингрэм - Лилии полевые. Царь из дома Давида. Три года в Священном городе

Дописав последнюю строку, я увидела перед собою Марию; она пришла, чтобы познакомить меня с одним юношей, ее другом, о котором много говорила мне. Он – сын известного еврейского деятеля, который был убит римлянами за преданность своему народу. Молодой человек живет близ Газских ворот со своею матерью-вдовою. Она тоже очень почтенная и весьма уважаемая женщина. Этого юношу с Марией связывает какое-то странное чувство, недостаточно пылкое со стороны Марии, чтобы назвать его любовью, но искреннее, как чистейшая дружба; и с каждым днем это чувство растет и переходит в глубокую привязанность. Он только что вернулся из окрестностей Иерихона, куда отправился несколько дней тому назад, побуждаемый любопытством посмотреть и послушать нового пророка, о котором я уже говорила тебе. Молва об этом пророке все растет, и тысячные толпы идут в пустыню, чтобы внимать его красноречивой проповеди, которая, говорят, так и льется из его уст с поразительной силой и убедительностью. Друг Марии так заинтересовал ее своим рассказом о пророке, что она захотела, чтобы и я его послушала.

В следующем письме я напишу тебе все, что услышу. А пока надеюсь, дорогой батюшка, что ты не прогневаешься на меня за то, что я дерзаю обсуждать слишком важные вопросы. Ты ведь знаешь мою склонность ко всему таинственному и священному… Но будь спокоен: я никогда не перестану почитать Бога праотцев наших, как не перестану быть твоей любящей и преданной дочерью.

Адина.

Торжество приношения первых плодов 58. – Замок Антония. – Оскорбление девушки римскими солдатами. – Защитник ее – молодой римский центурион 59. – Пышность римского правителя Понтия Пилата и его наружность. – Новый пророк по описанию Иоанна, друга Марии. – Иоанн рассказывает о своей поездке на Иордан. – Иерихон.

Дорогой батюшка!

Сегодня утром я ходила в храм, смотреть на торжественное приношение первых плодов. Выйдя из храма, я заметила, как раз напротив, наверху скалы, массу каких-то построек. Мне сказали, что это крепость Антония. Она имеет мрачный вид и будто враждебно смотрит на храм. Римские орлы 60блестят, возвышаясь среди построек. Я слышала от тебя, батюшка, рассказы об одном событии, связанном с этим местом, и потому смотрела на него с особенным интересом и как будто видела и слышала тебя самого сейчас около себя.

Четыре башни на углах стен стоят и теперь, как тогда, когда ты с оружием в руках защищал их от римлян. Но теперь эти варвары наполняют весь замок, и победные звуки их рогов из всех завоеванных ими укреплений оглушают весь мир так же, как и несчастных жителей Иерусалима. Могущество и грубость римских солдат превратили в пустырь прелестную местность, окружавшую этот замок. Но я не испугалась пустынности этого места и в сопровождении моей эфиопской рабыни Онии пошла смотреть великолепное здание, служившее некогда сокровищницей храма.

На колоннах из белого мрамора, в пятнадцать локтей 61вышины, покоятся широкие террасы… Я залюбовалась этим зданием, как вдруг передо мною точно из земли выросли два римских солдата; я не заметила, откуда они взялись; верно, возвращались из города в замок. И только в эту минуту я увидела, что я была одна: спутница моя, вышедшая со мною из храма, пошла своим путем к дому. Я хотела скорым шагом пройти мимо преградивших мне дорогу солдат, но один из них, ухватясь за мое покрывало, хотел остановить меня. Сбросив с себя покрывало, я побежала, но тут другой загородил мне путь. Это было в нескольких шагах от замка, и солдаты, которые около него находились, глядели и громко смеялись, когда я стала кричать. Но в это мгновение на каменистом спуске Сионской горы показался молодой всадник – центурион римского легиона; он закричал на этих двух, которые оказались пьяными, и, прискакав, разогнал их мечом. Они пустились бежать. Центурион приказал страже арестовать их. Затем он очень вежливо обратился ко мне, извиняясь за грубость, какой я подверглась от этих солдат, и сказал, что они будут строго наказаны. Его мужественная красота, вежливость и аристократическая властность осанки произвели на меня самое хорошее впечатление. Ему, казалось, было не более двадцати восьми лет. Решив для моей безопасности проводить меня, он сошел с коня и, ведя его под уздцы, пошел со мною рядом. Я должна признаться тебе, дорогой батюшка, что прежде, чем я успела дойти до дома, мое предубеждение против римлян значительно изменилось в их пользу. В одном из них, по крайней мере, я не могла не оценить такие воспитанность и любезность, какие желала бы видеть и во всех своих соотечественниках. Судя по нему, я склоняюсь к лучшему мнению о его варварской стране и народе. Он заметил мое предубеждение и то, что я испугалась даже его, когда он подошел ко мне, и, пока мы спускались с холма, он так красноречиво рассказывал мне о своей родине, о ее прекрасных девушках и мудрых мужах, о доблестях ее полководцев, о могуществе и славе Рима и о владычестве его во всем мире.