Мигене Гонсалес-Уипплер - Жизнь после? Научные доказательства бессмертия души

Я помнил о словах пифии в течение всей военной кампании против Персии и во время битвы с Дарием. Она действительно была права, потому что я никогда не сомневался в том, что в конце концов одержу победу. Похоже, что я был одержим победой и нес в себе этот разрушительный и всепоглощающий огонь, толкавший меня ко все новым завоеваниям.

Для того, чтобы добраться до Персии, я должен был пересечь Геллеспонт, который соединял Восток и Запад. Моя небольшая флотилия подверглась насмешкам со стороны финикийского военно-морского флота, издалека наблюдавшего за тем, как мы пересекали водную гладь. Должно быть, мы показались им настолько ничтожными, что они даже не стали нас преследовать, полагая, что великая армия Дария, насчитывавшая более миллиона солдат, легко уничтожит нас. Они даже не могли себе представить, что не только персы, но и они сами вскоре упадут к моим ногам.

Первое, что я сделал, сойдя на землю, это посетил Илиум, древнюю Трою, у стен которой развернулась десятилетняя Троянская война. Я все еще носил с собой поэму Гомера, в которой он рассказывал о великих подвигах Ахиллеса, бывшего моим прямым предком. Посещение этого святого места для меня было равносильно совершению паломничества.

Вместе с моим лучшим другом Гефастионом я нашел могилу Ахиллеса и его друга Патрокла и отдал дань их памяти. Затем я сложил свой золотой щит к ногам Афины, заменив его на старый, изношенный щит, оставшийся со времен этой легендарной битвы.

Моя первая встреча с персами состоялась на берегах реки Граник. Дарий, не имевший склонности к сражениям, послал одного из своих генералов Мемнона, чтобы тот встретился со мной. Мемнон, будучи греком, хорошо знал, с кем он имеет дело, и поэтому убеждал Дария разрушить города и жатвы в тех местах, где стояла моя армия, чтобы уморить нас голодом, но Дарий отказался это сделать. Это стало первой из его многочисленных ошибок.

Как только мы оказались на берегу реки, я вошел в воду. Одетый в блестящие доспехи и шлем, украшенный белыми перьями, я встал во главе своих всадников и отдал им приказ к наступлению. За нами двигалась пехота во главе с моим генералом Парменионом, медленно, но упрямо преодолевая бурные воды реки.

Едва мы добрались до другого берега, началась жестокая битва. Мой первый удар копья был таким сильным, что оно разломилось надвое. Я быстро схватил другое копье и бросился на предводителя персидского войска Митридата, который был зятем Дария. Пользуясь тем, что у меня сломалось копье, он запустил в меня свой дротик, который пронзил не только мой щит, но и доспехи. Я избежал ранения только потому, что дротик был очень легкий.

Вне себя от гнева из-за того, что мой троянский щит был уничтожен, я налетел на Митридата, и мы оба упали на землю так, что Буцефал вынужден был перескочить через нас. Первый же мой удар выбил его из седла, а вторым ударом я вонзил меч в его сердце.

Один из персидских генералов, увидев, что я одержал верх над Митридатом, нанес мне удар мечом, расколов мой шлем пополам и нанеся мне глубокую рану, обнажившую кость. Заливаясь собственной кровью, я развернулся и мгновенно убил его. Заметив, что я ранен, брат Митридата направил ко мне своего коня и обнажил меч, чтобы покончить со мной. Но мой друг детства Клит, почти брат, как и Гефестион, был уже рядом. Он быстро взмахнул мечом и одним движением отрубил руку моего врага. Мгновение спустя я упал на землю, лишившись сознания.

Битва вокруг продолжалась, а я лежал на залитой кровью земле в глубоком обмороке. Клит и Гефастион защищали меня, пока врач пытался остановить кровь, которая, как фонтан, била из раны. Как только он закончил перевязку и я пришел в себя настолько, чтобы удержаться на ногах, я вскочил обратно на Буцефала и вернулся на поле боя, испытывая удвоенную ярость.

Когда Мемнон увидел, что проиграл эту битву, он отвел назад войско и прислал ко мне гонца с предложением о мире. Но я испытывал жажду крови и стремление к победе и не собирался щадить своих врагов. В течение нескольких часов мы полностью уничтожили армию персов. Наибольший гнев у меня вызывали греческие наемники, которые присоединились к войску Дария и предали наше общее дело. Тысячи наемников погибли, а еще около двух тысяч были взяты в рабство и отправлены в Македонию для работы в рудниках. Моя армия потеряла менее ста пятидесяти человек. Я всегда заботился о своих людях, но, помня об уроках прошлого, похоронил погибших персов с подобающими военными почестями. Согласно древним легендам, таким образом я помогал им обрести покой в ином мире. Мой поступок был высоко оценен как моими солдатами, так и персидскими воинами.