Мэтью Кирби - Assassin’s Creed. Последние потомки

– Это та, которая на продажу? – спросил Оуэн.

– Не, – ответил дед. – Это починить. Эгертонам, которые дальше по улице.

– За деньги?

– Нет, – сказал он. – Но они небось все равно попытаются мне заплатить.

– Бабушка говорит, это она должна им приплачивать за то, что они находят для тебя занятие.

Дедушка усмехнулся.

– Откуда мы знаем, может, она так и делает?

Оуэн надкусил кожуру апельсина, чтобы почистить его, почувствовал горечь, а затем вцепился в нее ногтями, обдирая плод и брызгая соком.

– Не пачкай мне пол, – сказал дед.

Оуэну всегда казалось, что в месте, которое зовется мастерской, вполне можно капнуть соком на пол, но у его деда была не такая мастерская. Там не было ни единого инструмента, или детали, или бутылки с химикатами, которые стояли бы не на своем месте.

– Бабушка уже спрашивала тебя об оценках?

– Спрашивала.

– То есть, я могу не спрашивать?

– Ты вроде как уже спросил.

Дед отвлекся от газонокосилки.

– И то правда.

Затем он поднялся с деталью в руках и пошел к верстаку у противоположной стены, где принялся возиться с ней, повернувшись спиной к Оуэну.

– Я на днях видел твоего старого друга. Как его звать? Хавьер?

– Да? – Оуэн съел дольку апельсина. Она была сладкая, без кислинки, немного терпкая.

– Я давно его здесь не видел, – продолжил дед. Оуэн ничего не ответил, просто откусил еще. – Вы еще дружите с ним?

– Вроде того. Не особо.

– Мне не понравились парни, с которыми он был. Бандиты.

– Как ты узнал? – спросил Оуэн.

– По ним видно.

– Звучит как-то по-расистски, дед. Хавьер не бандит.

– Надеюсь на это. Он вроде всегда был хорошим малым.

Оуэн доел оставшиеся дольки апельсина, испачкав соком подбородок. Дедушка все еще возился с запчастью газонокосилки, повернувшись к нему спиной.

– Ты же держишься подальше от этих ребят, да?

– Дед, – сказал Оуэн, – прекрати.

– Просто хотел убедиться. Район уже не тот, каким он был, когда мы с бабушкой только приехали сюда. Он оставался относительно приличным, еще когда твоя мама росла здесь, до последних лет ее старшей школы.

В это время его мама познакомилась с отцом, но дедушка об этом не упомянул, хотя Оуэн и знал, что он об этом подумал.

– Я уже старый, я никогда не уеду из своего дома. Но я не выбрал бы это место для того, чтобы твоя мать растила тут тебя. Это больше не то место.

– Я не в банде.

– Знаю, что нет.

– Зачем мы тогда об этом говорим?

Дедушка обернулся. Свет флюоресцентной лампы отражался от его лысины.

– Я просто хочу, чтобы ты был осторожен. Тебе пятнадцать. Я больше, чем ты думаешь, знаю о детях в этом возрасте. Легко пойти не тем путем. Хочется принадлежать к какому-то обществу. Ты думаешь, что можешь справиться с этим, но прежде, чем ты поймешь, что все не так просто, уже по уши окажешься в скверной ситуации.

Время, проведенное с дедушкой в мастерской, всегда проходило примерно так. Для деда это был шанс поработать с Оуэном, понастраивать его, будто тот был мотором. Оуэн знал, что дед это делал из добрых побуждений. И бабушка тоже. Но они были неправы насчет многих вещей.

– Просто, – дедушка покачал головой и повернулся обратно к верстаку, – просто будь осторожен. Тебе уроки задали?

– Сделал в школе.

– Отлично. Тогда двигайся дальше.

– Школа – это конвейер. Как можно двигаться дальше за конвейером?

Дедушка снова усмехнулся.

– Умник ты. Иди домой и выучи что-нибудь.

Оуэн улыбнулся и вышел из мастерской, вернулся по плиточной дорожке к задней двери. Войдя в дом, он обнаружил, что бабушка выключила телевизор и теперь возилась на кухне, нарезая морковь, рядом на столе стояла большая миска и лежала куча еще не нарезанных овощей.

– Как там дела? – спросила она.

– Хорошо, – ответил Оуэн. – Ты тоже думаешь, что я прибился к банде?

– Он имеет право волноваться, – сказала она. – Много хороших парней здесь связались с дурными компаниями. Трудно забыть то, что случилось с твоим отцом.

– Да, вы с дедушкой позаботились об этом, – Оуэн пошел к выходу. – Я буду в своей комнате.

Бабушка отложила нож.

– Мы просто хотим, чтобы такого не случилось с тобой.

Оуэн ничего не ответил, потому что если бы он открыл рот, это закончилось бы неприятностями. Так что он последовал прочь, через гостиную и прихожую в свою спальню. Зайдя туда, он пнул ворох одежды, чтобы убрать ее с прохода и запереть дверь. Пару минут он просто стоял, глядя в потолок и тяжело дыша.