Бхагаван Раджниш (Ошо) - Осознанность. Ключ к жизни в равновесии

Глубже и глубже также значит выше и выше; глубина и высота растут одновременно, точно как растет дерево. Ты видишь только, что оно движется вверх, но не видишь, что корни движутся вниз. Но сначала корни должны опуститься вниз, и лишь тогда дерево может расти вверх. Если дерево хочет дотянуться до неба, ему придется пустить корни к самому дну, в самые глубины. Дерево растет одновременно в обоих направлениях. Точно таким же образом сознание растет вверх… вниз, пуская корни в глубь твоего существа.

Страдание это состояние бессознательности. Мы несчастны, потому что не осознаем, что делаем, что думаем, что чувствуем, – в каждое мгновение мы постоянно сами себе противоречим. Действие движется в одном направлении, мышление – в другом, чувства – в третьем. Мы постоянно разваливаемся на части, становимся более и более раздробленными. Именно это и есть страдание – мы теряем целостность, теряем единство. Мы становимся просто периферией, абсолютно лишенной центра. И естественно, жизнь, которая не гармонична, будет несчастной, трагической; будет бременем, которое нужно кое-как тащить в страдании. Самое большее – мы можем сделать это страдание менее болезненным. В нашем распоряжении тысяча и одна разновидность обезболивающих средств.

Это не только алкоголь и наркотики – так называемые религии тоже действуют, как опиум. И естественно, все религии против наркотиков, потому что они сами работают на том же рынке; они конкурируют. Если люди принимают опиум, они могут не быть религиозными; у них может не быть потребности в том, чтобы быть религиозными. Они нашли свой опиум, зачем беспокоиться о религии? Опиум дешевле, с ним меньше возни. Если люди принимают марихуану, ЛСД и другие более изощренные наркотики, естественно, они не будут религиозными, потому что религия – это очень примитивный наркотик. Поэтому все религии против наркотиков.

Причина не в том, что они действительно против наркотиков. Причина в том, что наркотики создают конкуренцию, и конечно, если людям не позволить принимать наркотики, они обречены на то, чтобы попасться в ловушки священников, потому что им больше ничего не остается. Это способ каждой из религий создать монополию, чтобы на рынке оставался только ее собственный опиум, а все остальные были запрещены.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Анекдот, основанный на игре слов, в связи с просьбой Ошо переводить его, а не его слова, даже если это неправильно, переводчик позволяет себе заменить аналогичным, интегрированным в русский язык, театральным анекдотом, так как чувствует, что объясненная шутка перестает быть смешной, а в этом месте, по ощущению переводчика, переводу подлежат более шок и смех, чем буквальные слова и выражения. Несогласные с таким подходом читатели, любители английской матерщины и почитатели печатной буквы приглашаются насладиться приведенным ниже текстом оригинала с почти подстрочным переводом:

«A young man with a fine voice is asked to take part in a pageant play, though he tries to beg off, saying he always gets embarrassed under such circumstances. He is assured it will be very simple, and he will have only one line to say: “I come to snatch a kiss, and dart into the fray. Hark! I hear a pistol shot…” and then stride offstage.

At the performance he comes onstage, very embarrassed already by the tight-fitting colonial knee-breeches he has been made to put on at the last moment, and becomes completely unstrung at the sight of the beautiful heroine lying back on a garden seat awaiting him, in a white gown. He clears his throat and announces: “I come to kiss your snatch – no! – snatch a kiss, and fart into the dray – I mean, dart into the fray! Hark! – I hear a shistol pot – no! – a shostil pit, a pistil shit. Oh, batshit, ratshit, shit on you all! I never wanted to be in this damned play in the first place!”»

Молодого человека с хорошим голосом приглашают выступить в идиллической пьесе, хотя он и пытается отговориться тем, что всегда смущается в подобных обстоятельствах. Его уверяют, что все будет очень просто, и ему нужно будет сказать только одну строчку: «Я пришел, чтоб поцелуй сорвать и устремиться в битву. Чу! Я слышу пистолета выстрел…» – и уйти со сцены.

Во время представления он выходит на сцену, уже очень смущенный колониальными бриджами по колено, которые его заставили надеть в последний момент, и совершенно теряет голову при виде красивой героини, лежащей в саду на скамье и ожидающей его в белой ночной рубашке. Прочистив горло, он объявляет: