Герман Муравьев - Шкала жизненных ценностей

Дело в том, что Свой эксперимент Творец прервать или начать заново не может, второго сотворения мира и человека не будет, и поэтому Он сохраняет для послепотопного продолжения эксперимента допотопные корни человека в лице одной семьи, способной «господствовать» над грехом – праведника Ноя и его ближайшей родни. Это образцовые, по мнению Творца, допотопные родоначальники послепотопного человечества: «И благословил Бог Ноя и сынов его, и сказал им: плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю» (Быт. 9,1). (Творец ошибся в предположении, что у праведного отца неизбежно должны быть столь же праведны и его сыновья. Кстати, как следует из Быт. 9,20, Творец ошибся прежде всего в выборе коренной личности, праотца «обновленного» человечества – Ноя).

Обращает на себя внимание тот факт, что и до потопа, и по его окончании Творец делает Себе одно и то же признание: «… все мысли и помышления сердца человеческого были зло от юности человека и во всякое время» (Быт. 6,5; 8,21). Иными словами, зло неистребимо (можно лишь научиться подавлять его проявление, то есть господствовать над ним), и, следовательно, неизбежно переходит по наследству в сердце послепотопного человека от старых, допотопных носителей этого сердечного зла.

Созерцательная по своей природе тактика невмешательства Бога в дела людские и неограниченная никакими жесткими моральными нормами свобода воли человека привели последнего к убеждению, что «все можно!» Гордыня (самый страшный грех в христианской традиции) до такой степени переполнила людей, что они вознамерились добраться до Бога, построив «себе башню высотою до небес», и сравняться с Богом, «сделав себе имя». Таким образом, божественный эксперимент снова на грани срыва! На этот раз Бог не уничтожает людей (Творец клялся Ною в Быт. 8,21 не уничтожать более род людской), а только рассеивает их по всей земле и смешивает языки «так, чтобы один не понимал речи другого». (Следствием этой божественной акции стали в дальнейшем кровопролитные войны на религиозной и межнациональной почве.)

Итак, первое условие участия человека в божественном эксперименте (свобода воли) апробировано Богом сполна и в «чистом виде» – без малейшего давления на волю человека. Какие же изменения претерпела структура человеческой триады в период разгула ничем не сдерживаемых страстей и животных инстинктов, беспредельного насыщения исключительно биологических потребностей? Она становится крайне уродливой, деформированной за счет неимоверного разрастания ее нижнего, физиологического плана. Последний гипертрофирован настолько, что практически полностью порабощает «снизу» средний душевный план триады. Заземленная душа в свою очередь превращается в верную служанку низменных страстей человека и надежную защитницу его от моральных нападок и упреков извне. Она постоянно оправдывает и даже стимулирует безудержное стремление человеческой плоти к чувственным наслаждениям и комфорту: «Живем один раз! Бери от жизни все!» Высший же, духовный план человека отделен от души и фактически атрофирован, так как не получает ни питания, ни полезной нагрузки свыше. По причине своего обескровления он, конечно, не в состоянии активно воздействовать «сверху» на душу человека и возвышать ее. Налицо угроза превращения триады в диаду «тело – душа», а точнее – в своеобразный биологический монолит, поглотивший душу (прообраз модели троичности современного среднестатистического человека!).

В итоге Творец убеждается в том, что личность, свобода воли которой не ограничена рамками знания добра и зла, то есть представлением о том, к чему следует стремиться и от чего уклоняться, обречена на духовную, а затем и физическую деградацию.

* * *

Приступая к апробированию второго необходимого условия (знание добра и зла), открывающего человеку доступ к участию в божественном эксперименте, Творец, как и на предыдущем его этапе, прежде всего обеспечивает чистоту опыта. С этой целью Он отсекает первое условие – свободу воли человека – и навязывает ему Закон, знание которого приравнивает к знанию добра и зла. При этом ревностное и пунктуальное соблюдение всех его заповедей считается следованием добру, а нарушение или исполнение их без энтузиазма, не говоря уж об уклонении от них, есть зло (часто наказуемое смертью). Беспредельный по охвату рассматриваемых жизненных ситуаций, этот Закон настолько мелочно регламентирует поведение каждого человека, что практически аннулирует его свободу воли и понятие «индивидуальность».