Алексей Ксендзюк - После Карлоса Кастанеды. Дальнейшие исследования

Современная психология восприятия располагает достаточным экспериментальным материалом, доказывающим, что дистанция между перцептивным образом мира и внешней реальностью неизмеримо больше, чем представляет себе обыденное человеческое сознание. Я уже рассматривал этот вопрос подробно в книге «Тайна Карлоса Кастанеды», но неизбежно буду возвращаться к нему еще. Пока же следует подчеркнуть, что деятельность нашего перцептивного аппарата приводит к возникновению крайне ограниченного и искаженного образа мира. Этот образ мы вполне автоматически принимаем за саму Реальность, существующую вне нас, хотя на самом деле стоит говорить о двух принципиально различных предметах – «описании мира», опирающемся на человеческую перцепцию, и реальном мире, находящемся за пределами нашего восприятия и помимо него. О последнем мы ничего не знаем, и это особенно важно понять в самом начале наших рассуждений.

Тоналем в дон-хуановском учении именуется, с одной стороны, «описание» (перцептивный образ) мира, с другой – тот сложный внутренний механизм человека, что создает «описание мира» и поддерживает его. Для субъекта восприятия, по словам дона Хуана, «никакого мира в широком смысле не существует, а есть только описание мира, которое мы научились визуализировать и принимать как само собой разумеющееся». Как механизм, генерирующий интерпретационные схемы восприятия, тональ невероятно продуктивен, что заставляет магов даже называть его «творцом мира».

В дальнейшем, говоря о тонале, я намерен использовать более привычные и более конкретные для европейской науки термины. Для ученых это емкое индейское слово содержит в себе по крайней мере три понятия:

1) перцептивный аппарат, включающий в себя всю совокупность процессов обработки поступающего сенсорного сигнала;

2) перцептивную матрицу, именуемую у Кастанеды также «глазами тоналя» или «инвентарным списком», т. е. интерпретационную модель, сформированную человеком в процессе изучения и воспитания;

3) перцептивный образ мира, т. е. всю картину воспринимаемого пространства, состоящую из существующих в матрице элементов, структурированную и ограниченную перцептивным аппаратом и перцептивной матрицей.

Определив таким образом, что подразумевается под первым членом истинной пары в толтекской терминологии, легко угадать содержание второго члена, упомянутого выше. Нагуаль – это, прежде всего, реальность вне интерпретации, вне восприятия, Реальность, какова она есть на самом деле. Везде, где пойдет речь об этой абсолютной и непостижимой для нас Реальности, я буду обозначать ее в тексте с заглавной буквы. Если в качестве идеи нагуаль (Реальность) может быть принят и понят после некоторых размышлений, то вообразить нагуаль или описать его в принципе невозможно. Дон Хуан в разговоре с Кастанедой называет тональ «островом», а нагуаль – «безбрежным пространством, лежащим вокруг острова». Только так он может намекнуть ученику на истинное соотношение данных понятий. В остальном же слова бессильны.

Тайна Реальности, существующей вне человека и ограничений его восприятия, – не что иное, как Великий Предел, ключ к истокам всей реальной мощи человеческого рода, к осознанию и освоению мировой энергии, от которой зависит окончательная судьба каждого индивида и цивилизации вообще. Таким образом, значение нагуаля невозможно переоценить. Когда мы пытаемся помыслить эту невообразимую Реальность, ее непостижимость завораживает и одновременно влечет к себе, гипнотизирует и порождает самый дерзкий взлет фантазии. С другой стороны, грандиозные масштабы и безусловное всемогущество бытия не могут не вызывать благоговейного ужаса и трепета в микроскопическом сознании отдельной личности. Все антропоморфные мифы о Боге-творце, властелине судеб и миров, берут свой исток в этом неописуемом величии.

Какие только образы ни внушала сила подлинной Реальности вне нас! Господь Бог и Сатана, Брахман и Шуньята, Дао и Сат-Чит-Ананда, Ахурамазда и Ангра-Майнью, Шива и Шакти, Тонатиу и Тецкатлипока, Логос и Абсолют – множество имен, символов, понятий служили и служат человечеству с целью обозначить, опредметить, описать неописуемый корень всех вещей и явлений. Не столь уж часто мы отдаем себе отчет в бесплодности подобных усилий – они могут быть прекрасны и даже совершенны в сфере человеческой мысли, в пространстве искусства и воображения, но остаются принципиально чуждыми объекту своего вдохновения. Дон Хуан с удивительной для оккультизма последовательностью отделяет воспринимаемое, мыслимое и называемое от подлинности не-человеческого бытия.