Маргарита Сосницкая - Ход куклой

Голограммные карты двигались вокруг софы; Аудаша теперь хорошо различала то, что было выткано на зелёном гобелене, сначала бывшем обивкой, а теперь он застилал софу, свисая по краям: на фоне гор, с которых спадал водопад, перетекающий в реку, стоял замок, обнесённый зубчатой стеной. Вдалеке было видно кладбище, колокольня. Справа над ним светило Солнце, слева на него глядела трёхликая Луна, между ними перекинулся мост радуги, в вышине летали грифоны, орел, сова, крылатые лев, змей, бык (или это корова?). У въезда в него стояли две башни, под ними сидели две миловидные, ониксовая и алебастровая, сфинксии. Вокруг замка цвели цветы, подсолнухи, яблоня, паслись круторогий золотой козёл и белый козерог. И всё это было выткано яркими шёлковыми нитками, отражающими свет, отчего весь гобеленовый мир казался живым и трепетным. Кукла-крутка сидела в нем, как в раю. Во блаженстве. Её распирали чувства… Впрочем, какие чувства могут быть у куклы? Да ещё нитяной… Хрустальное монисто на шее поднималось до подбородка – неужели она вздыхала? От радости, печали?

На стене полуподвала во вспышке то ли памяти, то ли молнии, под раскат грома мелькнул образ русобрадого титана, увенчанного золотым меандром, державшим в кулаке пучок молний, а на плече – орла. Свободной рукой он схватился за голову, сжал виски, и из головы вылетела белая сова с хорошеньким дечоночьим личиком. «Доченька!» – простонал титан, и лик его на стене исчез. Капля дождя упала на щеку Аудаши.

Затем раздался топот копыт, ржание, земля затряслась так, что облако пыли с допотопной терракотовой штукатурки осыпалось Аудаше на лицо, смешалось с каплей и поползло по щеке, как размытая тушь. Это скакал кентавр в трехъярусном шлеме, он поднялся на дыбы и остановился у входа в пещеру, в глубине которой в лаз проникал свет. Он поднял руку, расставив пальцы рогами вверх, и изрек:

– Иго-го-го! О, ваше нитейшество, кукла из клубка, Ляля лилейная! Я так одинок! Vae soli! 1 1 Горе одинокому (лат.)

Зыбью по колоде прокатилось:

– Мы так одиноки!

Полуконь-полумуж оглянулся в пещеру:

– Мы все, старшие арканы, младшие арканы,то бишь старки, младарки– все мы одиноки. Но я среди них один – Повелитель императоров и королей. Папавсем. Я не могу ждать. Ты мне нужна сейчас.

Кукла-крутка, названная Лялей, валявшаяся отброшенной ветром к стенке, воспрянула, словно пилюлю бодрости проглотила, нитяная юбка на ней стала раздуваться, будто под ней распрямляли-Ляли-сь фижмы; пышные рукава надулись и затрепетали, она проследовала к софе, три карты сложились в три ступеньки, она взошла по ним на софу, будто на подмостки, плаху, пьедестал, и остановилась посередине. Теперь стали различимы навязанные у неё по подолу и в косе жёлтые, синие, зелёные бабочки, бантики, бубончики, бубенчики.

Ляля остановилась на краю софы:

– То бишь иль не то бишь – вот в чем вопрос? – наклонилась, сломала с дерева у входа в пещеру ветку, сделала прутик, хлестнула им по земле и прыгнула на полуконя. – То бишь!

Полконь стал на дыбы, кукла с неожиданной ловкостью удержалась на его спине, и тот поскакал на свет.

Ровно через дважды два, согласно громко тикавшим часикам Аудаши, мгновения – тик-так-тук-ток – Ляля вышла через рубашку карты, обогнула её, сняла с головы шлем и небрежно бросила обратно в пещеру. Шлем загрохотал по камням, как пустая кастрюля.

Парад старков Таро продолжала сладкая парочка суженых, в раздумье стоящая на перепутье. Союз её (не путайте с порченным браком) заключает Ангел на небесах. Но Ангелы порой поют злыми голосами. То-то и застыла возлюбленная парау развилки трех дорог, вслушиваясь в голоса. Любовь – дело субъективное, объективному анализу не поддаётся.

Суженые ничего, кроме друг дружки, вокруг, конечно, не видят, оттого их чуть с ног не сбивает боевая Колесница, парой коней запряженная, вороным и белым. Несётся на ней Воин Света в красном плаще, правит парой Добра и Зла, которые при всем их контрасте – вечный двигатель явного мира, вечное грядущего того, что не вечно под Луной. Кони оборачиваются в Лебедя и Ворона, везущими уже не Воина, а Луну и Солнце, и уносятся в эфир, растворяясь в нем.

Под колёса сего вечного двигателя чуть не попадает слепая дурочка Фемида; и мало того, что слепая, так еще и с завязанными глазами. А в руках у неё ко всему меч и весы. Что она там на них навзвешивала? Споткнувшись, взмахнула мечом вслепую, чуть голову Отшельникуне отмахнула.