Тимофей Руденко - Просветление. Отпускай. Прощай. Живи

В итоге у мамы началась серьезная депрессия. Она хотела умереть. Ей казалось, что ее грех падет на нас и если она уйдет из жизни и заберет с собой свой грех, то он не передастся дальше и не останется пятном на нашем роде. Долгое время она молча лежала на кровати без движения, и мне в какой-то момент стало страшно находиться дома. У нас был большой двор, и там я искал спасения. С утра я старался поскорее уйти из квартиры и не возвращаться туда до самого вечера. Я был напуган, но мне никто ничего не объяснял, просто говорили, что мама грустит, не обращай на это внимание, все будет в порядке. Никто не говорил, что она болеет.

Уже потом многие люди утверждали, что и раньше замечали за ней подобные странности, но я им не верю. Людям свойственно выдумывать задним числом. Это глупость. Мы жили хорошо, и все было нормально до тех пор, пока маму не попросили совершить этот черный обряд…

И уже через год после этих событий мама позвала меня к себе и сказала:

– Сынок, я хочу уйти из жизни, я хочу умереть. Там очень хорошо, там здорово, за пределами этого мира. Давай уйдем вместе, чтобы грех точно не передался тебе…

Она сказала так, потому что очень любила меня, гораздо больше, чем брата, и была больше ко мне привязана. Она описывала мне сцену наших похорон, какие мы будем красивые, в нарядной одежде в гробах, усыпанные цветами, посреди прекрасных огромных венков, и нас будут нести на вытянутых руках над толпой… Мы будем словно лететь над толпой под звуки похоронного оркестра, а потом ляжем в уютные постельки из мягкой земли…

Все это сейчас звучит очень жутко, но не могу сказать, что тогда я испугался. Ребенок в четыре-пять лет зачастую вообще не чувствует страха смерти. Впрочем, он не испытывает его и в восемнадцать, поэтому в армию и набирают к совершеннолетию: молодежи еще особо нечего терять, а уж в пять лет – тем более. Мама пыталась описать мне очень романтическую картину смерти и в то же время открывала мне, скажем так, пейзажи загробного мира. Но я ответил: – Нет, мама, я еще хочу жить!

Говорил какую-то глупость вроде того, что мне завтра еще нужно поиграть с ребятами во дворе, что я хочу еще много чего увидеть. Я понимал, что в этом ее приглашении что-то не то, что-то неправильное. И в любом случае я любил свою жизнь, даже то, что у меня было. Я любил просыпаться по утрам, у меня была прекрасная бабушка, которая варила очень вкусный кофе, прекрасно помню его запах, любил своих друзей во дворе, обожал играть в футбол, в прятки и салки. В общем, был действительно крайне счастливым ребенком, несмотря на то что финансово наша семья никогда не была особо обеспечена, и очень ценил свою жизнь.

Мне казалось, что к смерти всегда успею вернуться, всегда успею уйти. Я вспоминал Кати и совершенно не хотел, чтобы у меня так же остекленели глаза, как у нее, это было очень страшно. У кошек совершенно пропадают зрачки после смерти. И я понимал, что вовсе не хочу так. И нашел в себе смелость отказаться от маминого приглашения. Но история на этом не закончилась.

Через месяц мама поправилась и даже вышла на работу, но… Когда папа пришел домой, то с ужасом увидел, что на балконе висела петля. А рядом стояла мама и уже всовывала меня туда. Задержись папа хоть на минуту, она забрала бы меня из жизни, а потом ушла сама. Когда папа увидел это, он пришел в ужас, и совершилось первое домашнее насилие, которое я увидел в своей жизни, и это было еще более страшно для меня, чем смерть. Я увидел, как папа бьет маму.

Он сразу все понял, все тогда уже понимали, что с ней нужно что-то делать. Папа пригласил домой психотерапевта, потому что не хотел отдавать маму в больницу, думал, что есть еще какой-то шанс. И действительно, спустя некоторое время, в течение нескольких месяцев у мамы была существенная ремиссия. Она пришла в себя, говорила нам, что у нее были какие-то проблемы, но теперь такого больше не случится, и так далее, но…

Однажды отец снова пришел с работы пораньше и увидел на нашем кухонном столе кучу таблеток. Мама уже успела принять достаточно много и пыталась заставить меня тоже их выпить, хотела обмануть, говорила, что это вкусные и полезные таблетки, но я категорически отказывался.

Обряд, по ее задумке, был предельно прост – нужно было уйти из жизни и прихватить с собой кого-нибудь из своего рода, но на одном условии: это должно произойти добровольно. Она говорила:

– Смотри, я сейчас выпью таблетки, ты увидишь, что это не страшно, и ты тоже выпьешь.