И сразу же после этого я превратился в какое-то ПУСТОЕместо и для дяди, и для его жены, и для их сыночка. Я словно перед ними в чём-то оказался ВИНОВАТ. И в чём же была моя ВИНА? Им хотелось, чтобы все пути для меня шли через их семейку? В том, я сорвался с их крючка? Разве НЕ ХВАТИЛОс меня трёх месяцев ожидания? Может, им лучше было порадоваться тому, что я устроился на работу и быстрее смогу им вернуть этот ДОЛГв пятсот рублей?
И беда одна не ходит;
Сторожат друг друга беды;
Чуть одна из них нагрянет, —
Вслед за ней спешат другие
И, как птицы, вьются, вьются
Чёрной стаей над добычей,
Так что белый свет померкнет
От отчаяния и скорби.
Лонгфелло, «Песнь о Гайавате», глава XIX
В апреле начал быстро таять снег, и побежали ручьи. В конце месяца от весеннего тепла земля уже подсохла. В это время, в шесть часов вечера, к нам заявился один азербайджанец. Он был лет на шесть-семь старше меня. С поблёскивавшими глазами, с блуждающей на губах улыбкой он словно пребывал в состоянии какой-то наивной рассеянности. Время от времени он начинал сиять от какой-то тайной радости. Чему он радовался? Тому, что что-то оставалось СКРЫТЫМот его собственного понимания? Или тому, что оставалось СКРЫТЫМот нашего?
– Вы продаёте дом?
– Нет. Этот дом мы сами купили, – ответил я ему.
– А, может, всё-таки продадите? – с какой-то упрашивающей улыбкой спросил он.
– Мы не можем его продать.
– А почему не можете?
– Если мы этот дом продадим, то где сами будем жить?
– Другой купите.
– Чтобы покупать другой дом, нужно чтобы ХВАТАЛОна это денег. Если мы продадим этот дом, то денег у нас ХВАТИТлишь на то, чтобы купить такой дом, который будет хуже этого. Зачем нам дом, который будет только хуже этого?
– Да… ПРАВИЛЬНО, – сказал он, как озаряясь верностью моего ответа, затем продолжил. – А мне сказали, что этот дом продаётся.
– Этот дом продавался ещё с весны прошлого года, и почему-то никто мне о нём НИЧЕГОне сказал. Узнал я о нём только через полгода, когда цены подскочили больше, чем в ДВАраза. Мы ещё за этот дом ПОЛНОСТЬЮне расчитались. Нужно отдать ещё четыре тысячи, которые остались лежать на счёту в сберкассе, когда мы переехали сюда. И нам говорят, что деньги до сих пор не перевели на счёт местного ОТДЕЛЕНИЯсберкассы.
– А что у вас денег нет отдать ДОЛГ?
– Нет.
– А где ты работаешь?
– На той окраине села. В ремонтно-строительном предприятии, – сказал я и махнул в ту сторону, в какую мне приходилось отправляться на работу.
– Хочешь, я помогу на работу устроиться?
– Куда?
– На маслозавод. Я там работаю.
– На маслозавод я уже ДВАраза ходил и понял, что, даже если и будет свободное место, то мне скажут, что мест нет, и могут взять кого-нибудь другого.
– Почему?
– Потому что сейчас политика стала проводиться другая, и стали ДЕЛИТЬна «своих» и «чужих».
– Я поговорю и тебя возьмут.
– Нет. Не нужно. Я уже недели три как работаю. Мне не хочется с места на место переходить, и опять на новом месте привыкать.
О себе этот азербайджанец сказал, что он с женой и ребёнком годом раньше оказался в этих краях, что им приходится жить на квартире где-то в Старом Тогуле, который находился в трёх километрах от этого села, районного центра.
Дня через три, когда заметно похолодало, когда мы уже легли спать, где-то за час до полуночи кто-то постучался в дверь. За дверью оказался этот азербайджанец. Он сказал, что ему в этот день пришлось задержаться на работе, чтобы закончить штукатурить где-то какие-то стены, что домой а к ему далеко добираться, что и сил у него не осталось, чтобы пешком добираться до другого села. И он подумал, что ему у нас будет можно переночевать, а утром ему до маслозавода не так далеко будет идти.
Я уже на себе почувствовал все трудности, СВЯЗАННЫЕс переездом в такую даль, и не смог отказать ему в его просьбе. Мы по-прежнему занимали ту часть дома, в которой пришлось перезимовать, в которой находились все наши вещи. У нас только на полу было свободное место. И на это место мы положили матрас. Этот азербайджанец словно был готов к тому, что ему придётся переночевать на полу. Мы ему дали и одеяло, чтобы ему было чем УКРЫТЬСЯ. Утром он поспешил уйти на работу.
В третий раз он зашёл к нам где-то в час дня. На этот раз ему понадобилась трёхлитровая банка, чтобы налить в неё на маслозаводе белой краски и унести её к себе домой. Я сказать ему, что у нас нет таких банок, что при переезде мы таких банок с собой не привозили. И мне пришлось объяснять ему, что нам сначала нужно было что-то купить в такой банке, что мы НИЧЕГОтакого не покупали, потому что у нас нет денег на такие покупки. Тут он стал извиняться за то, что ему пришлось попроситься к нам переночевать. И он назвал какую-то другую причину, которая помешала ему вернуться к себе. Он сказал, что его после того, как он закончил штукатурить, угостили выпивкой, и ему не хотелось появляться перед своей женой в таком виде. Что-то не то было в том, как он себя вёл.
Читать дальше