Вадим Юрин - Что такое астрология, ясновидение, магия и колдовство

Питер Ван Дер Харкос, голландский ясновидящий. Способность к ясновидению приобрёл после тяжёлой травмы. Принимал участие в раскрытии самых запутанных преступлений, в поисках пропавших людей. В 1948 году уехал в Америку, где его способности изучали известные исследователи.

Мария Дюваль (Каролина Мария Гамбиа, 1938-), французская ясновидящая, астролог, предсказала, что Барак Обама будет первым чернокожим президентом Америки, землетрясение в Италии, Чернобыльскую аварию и многое другое.

Рашель Жанна Луиза (род. в 1950-х), кенийская ясновидящая, которая общается с миром мёртвых. Дочь французского археолога, работающего в Кении, она уже в детстве рассказывала по фрагментам керамики, костям, орудиям и прочим предметам о людях, которые здесь жили, об их занятиях и обычаях. Перед ней разворачивались живые картины с участием умерших, она с ними общалась и передавала сведения приходившим к ней родственникам и историкам. Жанна побывала в Петербурге, побывала на кладбище и говорила: «Я люблю мир мёртвых – они «говорят» правду, призывают нас верить, что смерти не существует».

Но все это лишь наиболее известные ясновидящие, а сколько их было и есть по всему миру – не перечесть.

Будущее уже зафиксировано.

В какой-то степени мы получили

доказательство существования судьбы.

Н. А. Козырев, астрофизик

Жак Казотт (1719 – 1792), французский писатель, предсказал французскую революцию, и все его предсказания сбылись с точностью. Сам он был казнён 24 сентября 1799 года за попытку спасти короля Франции. Приведём из книги Григория Дьяченко «Область таинственного» это предсказание. «Осенью 1788 года во Франции в доме академика собралось блестящее общество на парадный обед. Красивые аристократки, придворные кавалеры, учёные и выдающиеся люди того времени вели оживленный разговор за роскошно сервированным столом. Тут был Малерб – бывший министр, де-Кондорсе – знаменитый учёный, де-Шамфор – математик, Мирабо – резкий и злой мизантроп. Близ прелестной герцогини де-Граммон сидел Казотт, старик высокого роста, бросающийся в глаза своей благообразной наружностью и белыми длинными волосами, похожий на патриарха.

Говорили много, оживлённо, перечисляли новые открытия, радовались успехам в области наук и восторженно приветствовали великое приближающееся будущее, когда права граждан будут признаны, а короли узнают свои обязанности относительно них. Малерб поднял стакан вина и воскликнул с увлечением: «Да здравствует обновлённое государство, с обновленным человеком, свободным от уз предрассудков и притеснений!»

Когда все чокнулись стаканами, то заметили, что один Казотт сидит тихо, с понуренной головой, и не пьет. С удивлением обратились к нему с вопросом близ сидящие: «Что такое с ним?» Принуждённый отвечать, он сказал: «Я не могу пить и радоваться с вами. Вещи, которые кажутся вам спасением и счастьем народа и всех, для меня – предвестники страшного несчастья.

Я предвижу в будущем только кровопролития, анархию и дикую борьбу страстей, уничтожающую всех, кто втянут в её водоворот. Наши эпиграммы превратятся в топоры, а наши шутки – в кровавые слезы и смерть.

После минутного удивления Кондорсе расхохотался и назвал его неудачным пророком.

– Не смейтесь, Кондорсе, вы прибегнете к яду, чтобы не пасть от руки палача!

– Шамфор, Бальи, Малеб и Руше толпились около него с саркастическими замечаниями. Казотт посмотрел на них поочередно и медленно сказал:

– Господа, я вижу вас всех одного за другим, входящими и погибающими на эшафоте. Только вы, Шамфор, вы сами себя убиваете, чтобы не быть казнённым.

– По крайней мере, нас, дам, вы помилуете? – спросила его герцогиня Граммон.

– Дам? － отвечал все медленнее Казотт, говоря как будто невольно, под давлением чьего-то чужого горя:

– Вы, герцогиня, вы поедете одна, со связанными за спиной руками, в позорной телеге, на место казни!

Пока Казотт говорил, лицо его постепенно приняло совсем чужое ему, страшное выражение. Он весь побледнел, глаза смотрели будто испуганно на что-то так, что вид его, ещё более чем слова, поразил всех.

Какой-то невольный страх охватил всех, наступило молчание.

– Казотт без всякого милосердия, － сказала герцогиня Граммон, принуждая себя улыбаться, – неужели я пойду на эшафот одна? Он, наверно, позволит мне взять моего духовника!

– Нет, у вас не будет духовника, – сказал Казотт, – последний, кому позволят быть сопровождаемым духовником, будет: