Лидия Тарасова
Невеста шамана
– Говорят, между гор на озере, где рыбачить нельзя, чужачка, – брат с охоты вернулся, а головой будто там остался.
– Мало ли кобылиц приблудных? – шаман от обточки ножа даже не оторвался. Темная гладь острия радовала глаз и сердце. Нет у верного духам иных страстей – ни к чему. – Озеро своих не пускает, чужих и подавно.
– Старики ворчат. Сходить бы, потолковать, – брат мужские сапоги той весной надел, большеваты, всё вперед ума бегут.
– Сходи, – обратил наконец взор на брата шаман: сходил, а глаза прячет.
– Чего там не видел? Бывал на женской половине юрты не раз. Все одним потчуют, – и как белки по веткам поскакали в глазах огоньки.
– Молодая кровь плотью живет, – рассмеялся шаман и, обращаясь куда-то вверх, добавил: – Чужачка сама уйдет. Не место ей здесь.
Тут уж небо расхохоталось. Чем выше в своих мыслях человек забирается, тем уязвимее его пятки.
Громыхнуло и пролилось долгожданной прохладой. Странным предчувствием в душе осело. Будто чем жил столько лет, однажды также дождём смоет.
Утро после ливня душе в радость. Еще не просохшая трава приятно холодит ступни. И бубен поет звонко. Кто просил у богов милости в засуху, танцует теперь под широким небом.
Далеко несут его крылья по просторам прекрасной. Над ветвистыми говорливыми речками, полями, заходящимися от ветра зеленой волной и выше – к белым шапкам древних великанов, от величия которых дух перехватывает. Это ль не счастье?
И как в ответ хребты горные замелькали, в дугу точно соболиная бровь сошлись. Смотрит на шамана прямо, глаз не отводя, женщина. Не сестра. Не мать. Чужачка.
Упал на землю будто с коня спешился. На мгновение в крепко натянутой коже бубна снова её отражение.
Наваждение.
Наваждение.
Наваждение.
Верно духи запретного озера прогневались. Не доглядели люди. Камни упреждающие пропустили. Сгинет чужачка, еще крови духам захочется уж из нашей чаши испить.
Короткой тропой по высокой траве побежал, вот уж зеркальная гладь показалась. Подкрался, а мог идти не таясь.
Огляделся – нет женщины. Только старуха. Безобразная. В струпьях да нарывах. В озеро запретное вошла – не сгинула. Вода пред ней представшую обняла, к себе прижала. Скорбь ее в слезах засохшую приняла, злобу со спины в алых кровоподтеках застывшую сняла, обиды годами зудевшие вскрыла. Отмывала до истины. Исцеляла.
Не старуха уже, женщина. Вздох облегчения на губах лишь. Не зря далеко шла.
Вдруг заметила. Наготу руками прикрыла, а глаз не отвела… Брови соболиные вздернула.
Как с коня сбросила. Растворился в траве шаман и быстрей мыслей назад, к дому.
– Видел чужачку? – с порога брат пристал, – Прогнал?
– Сама уйдет, – бросил шаман в сторону, глаза спрятал.
«А и вправду уйдет?» – Кольнуло.
«Не уйдет» – теплом разлилось.
Тряхнул головой, трижды сплюнул. Наваждение.
Наваждение.
Становящийся шаманом принимает свой долг. Выше привязанности. Посредник людей и духов, неба и земли. Заступник рода. Покровитель. Воин. Не муж. Не отец.
И не человек?
Далеко ушел в мыслях шаман. Нашел себя у запретного озера. Трава вечерние разговоры вела. Отец-солнце землю в макушку целовал.
Едва различимый дымок по воде стелился.
Безумная! Костер у священного озера даже шаману духи не дозволят! А ей дозволили. Может и сама дух. Отражение…
Увидела его. Вздрогнула. Обычная женщина незнакомца в ночи встретившая. Знак рукой подал – не трону. Раз уж духи не тронули.
Она в ответ зовет. К костру? Едой пахнет. Сколько нечистых видел, чего испугался? Женщины? Отмахнулся.
Сел. Точно грозного неба сын. А чужачка уже руку тянет – угощение гостю.
Рыбой из запретного озера? Нахмурился.
И изготовила не по-нашему. В песке на горячих камнях пекла с травой.
И смотрит так, разве не видит кого к костру пригласила? Женщины из селенья и глаз на говорящего с духами не поднимут, не велено. А она улыбается.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Читать дальше