– Если бы вас не было со мною, я бы умерла от этих дождей и туманов. Это хуже тюрьмы. Но так как вы здесь, то все мне кажется уютным, даже шум ливня, – говорила Наль графу.
Капитан сидел возле Наль, держа ее ручки в своих, и старался помочь ей переносить тяжелую качку.
– Мы встретим в Лондоне друга дяди Али, Флорентийца, – сказал однажды ей капитан. – Флорентийца? Это что? Его имя?
– Так его все зовут, а имени его ни я и никто не знает. Когда вы увидите его, Наль, вы поймете, что такое красота.
– Это странно. Дядя Али – красавец. Али Махомед – красавец, еще лучше. Вы, – зарделась Наль, – всех лучше. Разве можно быть красивее вас.
– Я спрошу вас об этом в Лондоне, – засмеялся граф, – после свидания с Флорентийцем.
Наконец, мученьям Наль настал конец. В одно прохладное, туманное утро пароход подходил к пристани, доставив в Лондон совсем больную Наль, измученных секретаря и слугу и здорового графа Т. Загар на его лице от постоянного сидения в каюте с Наль, болезнь которой выражалась в такой слабости, что к концу путешествия она уже не могла вставать, почти сошел. Отчего лицо его, блондина с вьющимися светлыми волосами и темными, очень красивыми бровями, сильно выиграло.
Поручив вещи носильщикам и уговорив секретаря побыть со слугою на пароходе, пока за ними не вернутся, граф подошел к самому парапету, пристально вглядываясь в ожидавшую на берегу толпу. Сначала на его лице, кроме напряжения и разочарования, ничего не выражалось. Но когда половина пассажиров уже сошла, он внезапно просиял и, обменявшись с кем-то приветственным жестом, быстро прошел в каюту, укутал жену в плащ и понес ее на берег.
– Привет тебе, Николай. Я очень рад, что вовремя поспел. Но как ни спешил, тебе все же пришлось ждать меня, – говорили по-английски очень приятным, нежным по тембру, но довольно низким голосом.
– Поверьте, я ждал бы до конца разгрузки парохода, раз вы приказали ждать здесь.
– Это по-твоему! Во всем, всегда и везде можно быть уверенным, что ты выполнишь точно приказ, – произнес тот же голос. – Не тревожься о Наль, дай мне ее на руки и веди сюда своих инвалидов. Видишь у сквера зеленую карету? Веди прямо к ней.
Наль почувствовала, как другие сильные руки приподняли ее. Ей показалось, что человек этот намного выше Николая, как назвал незнакомец ее мужа.
Сначала ей хотелось протестовать, сказать, что она вовсе уж не так слаба, чтобы переходить с одних рук на другие. Но едва очутилась она в руках незнакомца, неизъяснимое счастье, почти блаженство, охватило ее.
– Отец, – невольно прошептала Наль. И – точно подслушал незнакомец шепот ее уст и сердца – еще нежнее обхватили ее сильные руки. Точно как в детстве, спасаясь от глупых строгостей тетки на руках дяди Али, Наль почувствовала себя защищенной. Ей и не надо было видеть того, к чьему сердцу она доверчиво приникла, – она чувствовала себя слитой с ним еще крепче, чем с дядей Али.
Николай вернулся со своими спутниками, все разместились в экипаже и двинулись по серым и однообразным улицам, заполненным дымом и туманом. Ехали довольно долго, пока не выбрались на красивую, широкую улицу и остановились у двухэтажного особняка, окруженного садом.
– Доверь мне донести твое сокровище до комнат, назначенных тебе и ей, – обратился Флорентиец к Николаю. – А ты проводи своих друзей в комнаты внизу, с левой стороны. И дай им немедленно лекарство, ты знаешь, какое и как. Часа три, четыре они проспят и тогда смогут кушать. Сам же, уложив их, приходи наверх. Услышишь наши голоса – на них и иди.
Легко, как будто бы Наль была куклой, вышел Флорентиец из экипажа, сказав что-то на непонятном ей языке, очевидно, слуге, и стал подниматься по лестнице.
Наль было стыдно, что ее несут, как дитя. Ей было неловко обременять кого-то собой, и вместе с тем чувство необычайного счастья, радости и впервые узнанной ею любви к отцу заставляло ее сожалеть, что лестница не бесконечна, что уже пройдена одна площадка и скоро ее поставят на ноги.
Положив ее на диван. Флорентиец, смеясь, откинул с ее головы плащ и ласково сказал:
– Теперь посмотри на того, кого в мыслях ты уже признала отцом. Быть может, взглянув, ты не захочешь выговорить это слово? Или сердце твое угадало раньше уст?
– О, как вы прекрасны, отец. Аллах, Аллах, как вы сияете! – прикрывая глаза рукой, сказала Наль. – О отец, теперь я не смогу больше жить без вас! Позвольте мне поцеловать ваши руки. Мне кажется, первый раз в жизни я понимаю, что такое счастье. Здесь, подле вас, ничего не надо. Только бы исполнять вашу волю.
Читать дальше