Конкордия Антарова - Две жизни. Часть II

Флорентиец предложил Наль самой подать гостям маленькие чашечки кофе.

Наль сделала это с такой особенной грацией и изяществом, что Сандра воскликнул:

– Клянусь всеми богами Востока, что, если бы лорд Бенедикт не поразил меня сегодня, назвав вас своей дочерью, я готов был бы присягнуть, что вы приехали с Востока.

– Я тебя еще больше удивлю сейчас, – поглядев серьезно на Наль, сказал Флорентиец. – Завтра моя дочь выходит замуж. Обряд венчания должен совершиться без всякой пышности, без толпы и оповещения. Ты говорил, что у тебя завелся поклонник твоей мудрости – пастор. Не может ли он совершить обряд, ни о чем нас не расспрашивая и не требуя оглашения?

– Помилосердствуйте, лорд Бенедикт, когда же я вам говорил, что он поклонник моей мудрости? Он просто мой большой приятель, прощающий мне мои погрешности в этикете. Человек он исключительно честный и добрый и рад всем услужить. Я немедленно к нему отправлюсь и сообщу вам его ответ.

Проглотив кофе, Сандра встал, чтобы исполнить желание хозяина.

– Чтобы ускорить дело, садись в мой экипаж и, если сможешь, привези пастора. Здесь он сам увидит жениха и невесту…

– И не устоит против ее чар, – смеясь, перебил Флорентийца Сандра. – Еду, ручаюсь, что пастора привезу. – Отдав общий поклон, Сандра вышел.

– Вы не откажетесь, лорд Мильдрей, быть свидетелем на свадьбе моей дочери? – спросил второго гостя Флорентиец.

– Сочту большим счастьем присутствовать при соединении пары такой красоты. Я думаю, что, если бы мог прожить еще десять жизней, второй такой свадьбы я уж не увидел бы, – ответил лорд Мильдрей.

– Вы совсем переконфузили Наль, – рассмеялся хозяин. Лицо Наль было задумчиво, даже немного печально. Казалось, она даже не слышала, о чем говорили вокруг.

– Отец, я хотела бы написать дяде Али. Письмо мое, конечно, не поспеет дозавтра к нему. Но все же я хотела бы ему написать.

– Другими словами, ты желаешь нас покинуть до приезда пастора. Ну что же, как нам ни приятно твое очаровательное общество, уж так и быть, мы перенесем час-другой разлуки. Можешь не торопиться, пастор живет на другом конце Лондона и одной езды к нему минут сорок.

Вернувшись к себе и застав Дорию за разборкой сундуков, Наль была удивлена количеством поместившихся там вещей. Но на этот раз, едва взглянув на ворох красивых платьев, она перешла в свой будуар и, плотно закрыв дверь, села за письмо.

«Мой дорогой дядя Али. Сейчас я живу в Лондоне, в доме человека, которого никогда не знала и не видела, и в моей жизни совершаются чудеса, одно за другим.

Сейчас я расскажу тебе, мой любимый дядя, о первом и самом великом чуде, совершившемся сегодня. Я знаю, что не найду точных слов, чтобы его выразить.

Но также знаю, с раннего детства знаю, что, если только я всем сердцем тебя зову, – ты тотчас же отвечаешь мне. Ах, вот и сейчас так ясно вижу твои черные глаза, добрые, благословляющие. Их лучи точно проникают в меня, согревают. И теперь я знаю, что найду нужные слова, – ты поймешь все, что мне необходимо тебе сказать.

Дядя, как могло случиться, что взращенная, воспитанная, скажу прямо – созданная тобой, я ни разу не назвала тебя отцом? Ты и я – для меня как бы одна плоть, один дух. Я всегда, везде, во всем точно где-то сбоку от тебя. Я – часть тебя. Меня немыслимо оторвать, потому что сердце мое вросло в твое, а образ твой – он как бы сверкает у меня между глаз, ощущаю его вросшим в мой лоб.

Отец ли ты мне после этого? Отец. А между тем, имея все в жизни от тебя, через тебя, все – от детства и защиты до любви и мужа, – я никогда не сказала тебе этого слова. А здесь, сегодня, неведомый мне доселе твой друг Флорентиец взял меня на руки – и сердце мое утонуло в блаженстве и сказало: «Отец».

Когда я увидела его, мои уста повторили это слово и выдали еще одну тайну, скрытую в сердце: что жить без него, того, кому я сказала «отец», я уже больше не смогу.

Тебя нет со мной, но как ясно сейчас вижу тебя в твоем саду, точно я рядом с тобою, и я живу. Я уехала от тебя, дядя, не без скорби и тревог, хотя сила твоя, – я ее чувствую, – трепещет во мне так же, как жила и трепетала при тебе и с первых минут разлуки с тобой. Я уехала с мужем, которого ты мне дал. Я все это время дышала, жила, любила. Но теперь, если бы жизнь повернулась так, что из нее для меня исчез бы тот, кому я сказала: «Отец», – я бы уже жить не могла. Разве только подле тебя, дядя, тою силой, что лилась и льется сейчас в меня от тебя. У меня такое чувство, точно я тебя обокрала. Точно взяла у тебя кусок жизни, а возвращаю часть любви, не всю любовь до конца.