Ольга Лев - Молитва врача. Почему мы болеем, или Как запрограммировать себя на здоровье

Хочу поделиться с вами личным примером. Долгие годы я не могла понять, почему меня притягивают фильмы о Второй мировой войне, вернее, о фашистских застенках, концлагерях. Сцены сражений или фильмы о событиях самой войны меня интересовали меньше, вернее сказать, не интересовали вовсе. «Список Шиндлера» я просматривала вновь и вновь, обливаясь горькими слезами, не понимая, почему я это делаю, всякий раз испытывая легкий испуг по этому поводу. Всегда немного страшно, когда не понимаешь себя, и тогда мы говорим себе что-то вроде: «Об этом я подумаю потом» или «Придет время, и я пойму». Кстати, так и случилось. Однажды, совершенно неожиданно, за два дня до отъезда, мне предложили поехать в Польшу – сопровождать детей в качестве врача. Эта замечательная традиция израильских школьников, целью которой является изучение исторического опыта наших предков, изменила мою жизнь, значительно расширив знания и опыт, вошедшие в мою копилку ценностей духовного развития и лечения. Эта бесценная информация разбудила мощный пласт возможностей, надежно спрятанных в тайниках моего подсознания, неся накопленную мудрость будущим поколениям. Другими словами, в Освенциме меня ждал клад. Еще в автобусе, на подъезде к концлагерю, я вдруг почувствовала необъяснимое нарастающее беспокойство. На выходе из автобуса у меня уже ручьем текли слезы, вызывающие любопытные взгляды окружающих и полное недоумение у меня самой. Без сомнения, место было мне хорошо знакомо. Многие места в Освенциме я видела еще до того, как приближалась к ним; я знала, что увижу. Неожиданно я направилась к одному из бараков, к одному из лежаков, они тоже были хорошо знакомы мне. Маленькая печь посреди барака, когда-то желанное место, каждая щель и пронизывающий холод – разрывали сердце. Нахлынувшие чувства пугали. На тропинке, ведущей к газовой камере и к печам, я узнавала каждый камень. Забегая вперед, скажу, что это была последняя дорога жизни, одна из жизней моей души, которая рвалась сквозь время, желая мне что-то поведать. Тогда я еще не осознавала, что, собственно, произошло, но, потрясенная случившимся, я поняла, что найду ответ во что бы то ни стало. Начался один из интереснейших периодов моей жизни, выпустивший на свободу джинна, ответственного за знания о формах души. Так я открыла свой ящик Пандоры. Вернувшись из поездки, я обратила внимание на то, что некоторые ощущения, сопровождающие меня долгое время, стали сильнее, словно кто-то открывал кран, усиливая их напор. Хорошо знакомое ранее временное беспокойство нарастало, наполняя мою жизнь постоянным неосознанным напряжением, отнимающим покой и сон; ощущение постоянного холода, независимо от температуры воздуха, заставило меня надеть теплые носки и байковую пижаму с пуховым одеялом в Израиле. Не помню, в каком возрасте я перестала радоваться жизни, и это наводило на мысль о вялотекущей депрессии. Что бы вы подумали о женщине, которая рыдает на свадьбе своей счастливой дочери или получая подарок от близкого человека, но хохочет во время очень болезненной врачебной процедуры? Множество подобных необъяснимых странностей, которых становилось все больше, сподвигнули меня покопаться в прошлом своей души. Я не без труда нашла женщину владеющую методикой регрессивной терапии, позволившей мне попасть на волшебный бал своей души, блистающий великолепием насыщенных образов, каждый из которых, сверкая убором драгоценного опыта и знаний, на выбор предлагал бесценные подарки. Спустя какое-то время, приходя в себя от пережитого шока и начиная понимать значение произошедшего чуда, я обрела возможность познакомиться с той, чью тайну, надеюсь, мне все же дано раскрыть.

В самом начале первой встречи подсознание легко рисовало мне образ после недавнего замужества 27-летней француженки по имени Люси, проживавшей в Париже на Монмартре, где несколько месяцев назад на ее глазах расстреляли мужа. Затем ее засунули в грузовик и навсегда увезли от любимых мест, разрушив целую жизнь. Огромные глаза на исхудавшем теле с неоспоримыми доказательствами недавней красоты, неистово вопрошали: «Почему это со мной происходит?» Я знала ее мысли, каждой клеточкой я чувствовала ее боль, отчаяние и страх; а главное, ее растерянность от непонимания, что она сделала не так. Я чувствовала как она голодна, и пронизывающий ее бедное тело холод, от которого нет спасения; и то унижение человека, у которого отняли право на личное пространство, лишив тем самым возможности быть человеком, повергнув в постоянное чувство стыда, обнажив и изуродовав тело, отняв достоинство и волю к жизни. Все эти страдания, бессмысленные и жестокие, достигнув апогея, поднимают смерть на абсурдный пьедестал желанного избавления, навсегда запутав бедный разум, который под прессом пережитого уже не помнит ничего, кроме горького вкуса страданий. Все стерто из памяти этой бедной души. Она утратила самое главное: она не помнит, для чего ее создали.