Своих родителей Рагнир не знал, а вырос у местного лекаря по имени Габринус, учась ремеслу и помогая тому в работе. Это был умудрённый жизнью седовласый старец со смеющимися и очень добрыми глазами, облачённый в слишком просторный балахон цвета морёного дуба, с которым он никогда не расставался, считая, что тот очень удобен и невероятно ему идёт. Их небольшой, добротно сработанный дом находился вдалеке от ближайших поселений и проезжих трактов, однако, на количестве гостей сей факт, как ни странно, никоим образом не отражался. В округе Габринус слыл весьма образованным и располагающим к себе человеком, а его незаурядность вкупе с великим множеством историй, нашедшим обитель свою под сенью сего гостеприимного разума, и неистощимым обаянием рассказчика, привлекали столько желающих их послушать, обсудить последние новости, да и просто поговорить, что места порой не хватало, и люди, если беседа затягивалась, оставались ночевать прямо под открытым небом. Такая обстановка сформировала в молодом помощнике лекаря независимый образ мышления, дала пытливый и любознательный ум, выгодно отличающий его от сверстников, собрав, надо признать, вполне себе цельную и довольно гармоничную личность.
Сегодня для Рагнира был особенный день. Ему был дан знак, что должно произойти нечто важное. Он безоговорочно доверял своему внутреннему чутью, можно сказать, он жил им, поэтому сразу уловил еле заметное возмущение воздуха рядом с собой, за которым, должен был последовать разрыв… Через этот разрыв к Рагниру приходили видения других загадочных миров, совершенно отличных от того, к которому он привык с самого детства. С его глаз как будто падала пелена, открывая взору невероятные просторы Вселенной, показывая самые отдалённые уголки и раскрывая Величайшие её тайны. Всё началось примерно три года тому назад, когда молодой помощник лекаря гулял по лесу в поисках растений, нужных его учителю для приготовления целебных смесей, являющихся основой их заработка. Тогда он впервые испытал это чувство, схожее с головокружением и создающее ощущение постепенного провала куда-то внутрь себя самого. Затем следовали внезапный удар и ощущение, близкое к состоянию полёта, в котором он мог Видеть. Так было в первый и последущие разы, но не сегодня. Сегодня вместо видений далёких миров Рагнир смотрел на странную геометрическую фигуру, похожую на проекцию двух пирамид, соединённых между собой в основании. Она вращалась вокруг своей оси и светилась необычным голубоватым светом. Через некоторое время изображение пропало. Юноша очнулся, как всегда, на земле, присел и начал анализировать увиденное, стараясь припомнить его в малейших деталях. Рагнир пытался вспомнить, мог ли он когда-либо сталкиваться с чем-то подобным или же с тем, что могло бы послужить предпосылкой формирования такого образа, но опять же, как обычно, сии логические умозаключения ни к чему не привели. Все его видения на протяжении трёх лет не были никак связаны с повседневной жизнью. Он не мог ни о чём подобном читать, слышать или видеть. Сначала размышления сводились к тому, что этот не лишённый эстетической привлекательности синематограф является следствием некой болезни, тем более, что процессы, предшествующие просмотру индивидуального сеанса космологического кинопроката, прекрасно объяснялись цепочкой событий, когда теряешь сознание, и, падая, бьёшься головой о землю, вызывая тем самым у себя бредовые галлюцинации, возмущение же воздуха, в этом случае – лишь попытка организма предупредить о надвигающемся приступе. Второй вариант, к которому приводили его мысли, заключался в том, что сии образы имеют под собой действительно существующую основу, а в момент их получения просто-напросто включается защитная функция мозга, не дающая человеку обезуметь при смешивании двух реальностей. Вот и сейчас Рагнир отстранился от бесполезных на данном этапе попыток самоанализа и пошёл домой, чтобы рассказать обо всём учителю. Над его невероятными историями о далёких мирах Габринус никогда не посмеивался, в отличие от других представителей человеческого сообщества, считавших оные следствием бурной фантазии молодого впечатлительного юноши. Обычно старый лекарь с интересом их выслушивал, иногда что-то переспрашивал, в конце же неизменно добавлял с загадочным видом, очевидно требующим от внимающего ему собеседника глубокого осмысления, что в окружающем нас мире столько всего неизвестного и недоступного нашему пониманию и столько Великих Тайн, ждущих открытия, что и вообразить сложно. Но на этот раз, выслушав Рагнира, учитель попросил нарисовать увиденную им фигуру, а когда тот закончил, прикрыл глаза и, казалось, надолго задумался. Юноша уже было подумал, что тот заснул, но Габринус неожиданно произнес:
Читать дальше