Евгений Молодыко - Желание Чуда

Любила маленькая Катя свою маму — нежную, ласковую, заботливую, помогала ей во всём; научилась у неё готовить и шить на машинке. Среди детворы была заводилой, любила поозорничать. А мать как увидит, что Катерина совсем не слушается, показывает пальцем на икону Николая Чудотворца: «Смотри, Катюха, он всё видит, все твои шалости».

Посмотрит притихшая Катя на икону и впрямь, с какой стороны ни посмотришь, Николай Чудотворец так и глядит строго в глаза. С детства Катя была выдумщицей, фантазёркой: сама писала детские спектакли, ставила их, и сама же играла главную роль. В этих детских сказках жили диковинные звери, волшебные птицы и в них всегда Добро побеждало Зло. Не думала тогда ещё Катя, что не всегда так бывает в жизни.

С восьми лет Катя вместе с матерью пела в церковном хоре. Ходила туда как на праздник — потрясало воображение роскошное убранство, и какая-то очищающая благодать разливалась по её телу. Что-то чудесное манило её туда, словно сбрасывала она земные оковы и приближалась к Вечному. Голосище был у Кати на удивление! И она сама своим дивным пением создавала и зажигала в людях это Вечное! Её свободное и, в то же время, пленённое храмом пение приводило прихожан в возвышенный трепет.

Несмотря на свой юный возраст, Катя солировала, а хор ей подпевал. Как-то не взяла мама Катю в церковь, так дьякон выговаривал ей: « Пусть лучше полхора не придёт, но чтобы Катя была». Однажды на большой праздник приехал архиерей. Понравился ему хор и спрашивает он: «Кто это у вас так поёт, такой голос сильный, но чувствуется, что детский». Подвёл ему дьяк Катю с мамой. А маленькая Катя за спину матери прячется.

Дьякон Михаил и говорит: «Катя, Катя, что ты боишься?» И показывает архиерею: «Вот наша певица!» — «Верю и всё же хочу проверить». Катя отошла на несколько шагов, и под сводами храма зазвучало её дивное пение молитвы «Отче наш». Своим ликующим голосом она завораживала, пленяла. Прослушал архиерей её пение, подошёл к матери: «Какой чудный голос у вашей девочки. Берегите её. Она настоящий самородок. Большим человеком станет».

Сама Катя, которой минуло уже 13 лет, думала: «Стану непременно кинозвездой!» А через минуту думала иначе: «Нет, стану врачом! Я хочу, чтобы люди не болели и чтобы ни одна слезинка ни упала ни у кого! Буду лечить людей, освобождать их от страданий, чтобы они не умирали!»

Смерть — эту непреложную Истину, Катя воспринимала как несправедливость и досадное недоразумение. «Неужели с ней нельзя справиться?» Видя несомненный талант Кати в искусстве, родители решили послать её в Алма-Ату к её старшему брату Прокофию, доктору наук, чтобы продолжила она музыкальное образование.

И поехала Катя в Алма-Ату с надеждой и предвкушениями счастливой жизни. И засыпала она под стук колёс мерно идущего поезда, мысленно купаясь в лучах славы… Она будет блистать на сцене и станет великой певицей! Сладкие грёзы вновь и вновь приходили, обещая прелести счастливой и радостной жизни. Мир принимал в себя очередного восторженного мечтателя, сколько миллионов уже их было, таких же, как она!

Но всё вышло иначе. Хрустальные Катины мечты были вдребезги разбиты. Прокофий, получив от отца пуд мёда, мешок муки и масло на пропитание Кати, держал её в чёрном теле. Катя и не видела того, что привёз отец — ели от неё тайком, крадучись. Прокофий уволил прислугу, расценив, что Катя вполне могла бы выполнять всю её работу. Зачем тратиться?

И после обычной школы, юная Золушка до вечера убирала, драила кастрюли, готовила, ходила за дополнительным пайком. А вечером, в крохотном уголке с тусклой лампочкой и облокотившись на тумбочку, Катя делала уроки. Да ещё и дочка их, 7 лет, так и норовила сделать какую-нибудь подлость — то за косу дёрнет, то в спину толкнёт, то под локоть.

Родители только ухмылялись, поощряя действия своей дочери. Кате всё запрещалось — играть с детьми, вести переписку с родителями, что-то себе купить, говорить громко, упаси боже петь, смеяться, улыбаться и только плакала она в подушку, тихо глотая слёзы, чтобы никто не слышал её всхлипы: плакать ей тоже запрещалось.

«Гордись тем, что живёшь у нас, неблагодарная!» — кричала жена брата, тоже преподаватель марксизма-ленинизма. Как-то нашла Катя на улице 20 копеек, купила себе ленточку для косы. «Нет, ты украла деньги!» — и ленточка оказалась в огне. Из обеда Кате выделялась миска борща или супа и целых пять, но совершенно прозрачных ломтиков хлеба.

Как-то шла Катя мимо парка и на углу увидела нищего, худого, с ниспадающими до плеч русыми волосами, с пронизывающим печальным взглядом голубых глаз. «Подайте милостыню, Христа ради», — жалобно просил нищий. Где она видела эти глаза? И показалось ей, что сам Христос проверяет её на чувство сострадания.