Чику Шавьер - Наш Дом

Заметив мое удивление, он спросил меня:

– Может быть Вы случайно думали, что смерть физического тела приводит нас в чудесные высшие сферы? Мы вынуждены примерно работать, неся тяжелую службу, и не только это. Если у Вас есть долги на планете, крайне важно вернуться к исправлению, омывая лицо потом, скидывая оковы ненависти и заменяя их священными узами любви. Было бы несправедливо навязать другому задание вычистить поле, которое мы своими собственными руками засеяли шипами.

Качая головой, он добавил:

– В случае «многих призванных», мой дорогой друг, Господь никого не забывает, однако чрезвычайно редки люди, которые помнили бы его.

Подавленный воспоминаниями своих собственных ошибок, находясь перед лицом столь великих понятий индивидуальной ответственности, я воскликнул:

– Каким порочным я был!

Однако, прежде чем я успел сделать другие восклицания, Лизиас приложил свою правую руку к моим губам, приговаривая:

– Замолчите! Давайте думать о работе, которую необходимо проделать. Для истинного раскаяния необходимо уметь говорить, дабы открыть путь для созидания.

Он немедленно аккуратно применил ко мне магнетические пассы [2] Медленные, однообразные движения рук над пациентом - прим. пер. , исцеляя область желудочно-кишечного тракта, после чего объяснил мне:

– Не замечаете ли Вы специализированного лечения области, охваченной раком? Запомните хорошенько: всякая истинная медицина – это служба любви, деятельность по оказанию справедливой помощи, однако работа по исцелению каждого Духа – индивидуальна и уникальна. Брат мой, к Вам отнесутся нежно, и Вы будете чувствовать себя сильным как в самое прекрасное время вашей молодости, Вы будете много работать, и я думаю, что Вы станете одним из лучших сотрудников Нашего Дома. Между тем, причина Ваших бед заключена в Вас самом, пока Вы не избавитесь от ростков порочности, пока примешиваете к своему тонкому телу моральную небрежность и желание иметь больше, чем другие. Земная плоть, которой мы злоупотребляем, также является и блаженным полем, на котором мы можем осуществить плодотворные труды радикального исцеления, когда мы помним о своем праведном долге.

Я размышлял над этими концепциями, раздумывал над божественной добротой и в порыве чувств заплакал.

Лизиас спокойно завершил дневное лечение и сказал:

– Когда слезы проистекают не из желания уклониться от наказания, то они всегда служат средством очищения. Плач, друг мой. Излей свою душу. И давайте благословим те достойные микроскопические организмы, которыми являются клетки плоти на Земле. Такие смиренные и такие прекрасные, такие ненавидимые и такие возвышенные, полностью посвящающие себя служению. Без них, предлагающих нам храм для исправления, сколько тысячелетий мы провели бы в неведении?

Говоря это, он ласково погладил меня по голове, а затем простился, поцеловав в лоб на прощание.

На следующий день после вечерней молитвы Кларенсио посетил меня в сопровождении приветливого незнакомца.

Его лицо излучало великодушие. Обнимая меня, он спросил:

– Как Вы? Немного лучше?

Я изобразил избалованного больного, успокаивая этим мои взволнованные фибры. В физическом мире иногда не понимают братской любви.

Повинуясь старой привычке, я начал объясняться, в то время как двое добродетелей удобно устроились рядом со мной:

– Не могу отрицать, что чувствую себя лучше, однако я испытываю интенсивные боли в области желудочно-кишечного тракта и странное чувство тоски в своем сердце. Никогда бы не подумал, что способен на такую выносливость, мой друг. Ах! Каким тяжелым был мой крест. Теперь, когда я могу связно мыслить, я думаю, что боль изничтожила все имеющиеся у меня силы...

Кларенсио, внимательно слушал, проявляя большой интерес к моим жалобам, не выражая ни единого жеста, который свидетельствовал бы о намерении сменить тему. Воодушевленный этим, я продолжил:

– Кроме того, мои нравственные страдания огромны и невыразимы. Благодаря полученной помощи, бушующая внешняя буря утихла, и сейчас я вернулся к бурям внутренним, душевным. Что будет с моей женой и с моими детьми? Пойдет ли мой старший сын по мои стопам? А мои маленькие девочки? Моя несчастная Селия много раз говорила, что умрет, если однажды меня не станет. Моя прекрасная жена! Я все еще чувствую их слезы в последние минуты моей жизни! Я не знаю, поскольку переживаю весь кошмар разделяющего нас расстояния... Продолжающиеся терзания украли у меня чувство времени. Где моя бедная ассистентка? Плачет ли она над прахом моего тела или находится в каком-нибудь темном уголке в одном из регионов смерти? Ох, моя боль настолько горькая! Какая же ужасная судьба – судьба человека полностью преданного семье! Я думаю, что мало кто страдал столько, сколько страдал я! На Земле превратности судьбы, разочарования, непонимание и печаль лишь изредка сменялись краткими мгновениями радости. После страданий, вызванных смертью физического тела, сразу настали мучения в загробном мире. Так какой же будет жизнь? Последовательность несчастий и слез? Неужели нет средств, чтобы сохранить мир? Мне бы очень хотелось быть оптимистом, но я чувствую, что понятие несчастья держит в плену мой Дух, словно в ужасной тюрьме сердца. Какая несчастная судьба, о, великодушный благодетель!...