Мария-Луиза фон Франц - О снах и о смерти

Прежде всего, есть сон Пристли о пламени жизни, бегущем по множеству живых и мертвых птиц. Важная деталь сна заключается в том, что течение времени все ускоряется. Это точно соответствует тому увеличению интенсивности, о котором говорит Юнг. Белое пламя может быть образом психической жизни невероятной напряженности, которая, так сказать, продолжается через все грубые материальные обличья. Весь жизненный процесс достигает кульминации в этом белом пламени, которое буквально «дематериализует» жизнь тела, как выражается Юнг. Поскольку время бежит все быстрее, то есть поток энергии становится все более интенсивным, время кажется наблюдателю попросту остановившимся. Это отражается во сне, когда отдельные птицы больше не различимы в движении. Все кажется одновременно распределенным в бесконечном пространстве. «Малейшее пространство» психической интенсивности, таким образом, будет не меньшей точкой, чем сама вселенная — возможно, это вездесущая точка, хорошо известный образ Бога в средневековой философии.

Образ света чаще других появляется цитированном материале. Юнг высказывал предположение, что психическая реальность может быть на сверхсветовом уровне частоты, то есть, выходит за пределы скорости света. «Свет», в таком случае, будет последним промежуточным явлением процесса перехода в состояние, недоступное наблюдению, прежде чем психика полностью «дематериализует» тело, как выражается Юнг, и ее первое появление после воплощения в пространственно-временном континууме посредством смещения энергии на более низкий уровень. Вдобавок к свидетельству Муди, цитированном ранее, у него и особенно в известной парапсихологической литературе можно также найти множество отчетов о таких световых явлениях, сопутствующих смерти или связанных с призраками. Сон, сообщенный Джоном Сэнфордом, иллюстрирует гипотезу Юнга почти графически. Это сон протестантского священника, который явился за несколько дней до смерти:

…он видит часы на каминной полочке; стрелки двигались, но теперь останавливаются; в этот момент за часами открывается окно и врывается яркий свет. Проем расширяется до двери и свет становится сияющим путем. Он идет по пути света и исчезает.[5]

Алхимик Герхард Дорн описывает такое окно как fenestra aeternitatis (окно в вечность) или spiraculam aeternitatis (отдушина вечности), окно или отдушина, которое открывается для адепта в результате его преданности деланию, так что он, говоря словами Юнга, может «спастись от удушающей хватки односторонности мира».[6]

На языке христианской теологии Мария восхваляется как fenestra evasionis, окно, дающее спасение от мира.[7]

Среди множества впечатляющих примеров в труде Хампе мы можем уделить внимание лишь нескольким. Следующий от архитектора Стефана фон Янковича:

Одним из величайших открытий, которое я совершил во время смерти… был принцип осцилляции… С тех пор «Бог» представляет для меня источник первичной энергии, неистощимый и безвременный, непрерывно излучающий энергию, поглощающий энергию и постоянно пульсирующий… Разные осцилляции образуют разные миры; частоты определяют различия… Потому возможно, что разные миры существуют одновременно в одном и том же месте, поскольку осцилляции, не соответствующие друг другу, не способны к взаимовлиянию… Так что рождение и смерть можно понимать как события, в которых мы от одной частоты осцилляции и, следовательно, из одного мира переходим в другой.[8]

Янкович здесь очень близко подходит ко взглядам Юнга.

В большинстве сообщений о подобных околосмертных переживаниях у субъекта были отчетливое нежелание возвращаться в повседневную реальность. Это тот момент, когда мозг начинает «деградировать» от психической интенсивности; он снова ограничивает индивидуума до необходимой реальности пространства-времени и массы. Тело, которое было «дематериализовано», снова ощущается.

Отчет Виктора Солова, который считался клинически мертвым двадцать три минуты, менее затронут последующими рассуждениями, и в этом смысле более подлинный, чем у Янковича:

Я очень быстро двигался к светлой сияющей сети, которая вибрировала поразительной холодной энергией в точках пересечения радиальных нитей. Сеть была как решетка, которую я не хотел прорвать. На короткий момент движение вперед, кажется, замедлилось, но потом я оказался в решетке. Когда я соприкоснулся с ней, мерцание света усилилось до такой интенсивности, что оно поглотило и, в то же время, преобразило меня. Я не чувствовал боли. Чувство не было приятным или неприятным, но заполнило меня полностью. С тех пор все было иначе — едва ли это можно описать. Эта штука была как трансформатор, как трансформатор энергии, переместивший меня в бесформенность по ту сторону времени и пространства. Я не был в другом месте — ведь пространственные измерения исчезли — скорее в другом состоянии бытия.[9]