Эндерс Кей - О самом важном

Откуда у умирающих возникает ощущение погружения в невероятно успокаивающую субстанцию, о которой рассказывал и Александер?

Недавно свое объяснение предложил немецкий ученый Александр Вутцлер. Его исследовательская группа обнаружила в мозгу умирающих трёхкратное повышенные уровня серотонина – одного из основных нейромедиаторов, который управляет многими функциями в организме и влияет на восприятие боли, создает ощущение эйфории. Серотонин ещё называют гормоном счастья. На этот гормон Вутцлер и возложил ответственность за предсмертные видения.

Возможно, на ещё один физиологический механизм околосмертного опыта наткнулась Залика Клеменц-Кетич из Университета Марибора в Словении.

Люди, побывавшие на том свете, рассказывают, что видели. Многие видят одно и то же Исследовательница производила мониторинг состояния пациентов, страдающих острой сердечной недостаточностью. 52 из них умерли, но воскресли. Пока больные добирались до порога ТОГО СВЕТА, находились там и возвращались обратно, исследовательница брала у них кровь на анализы. Из числа воскресших 11 человек доложили, что побывали где-то, рассказали о – тоннеле, свете, ангелах и прочих 308

чудесах. Это – чуть меньше 20 %. Что соответствует мировой статистике: по разным данным, о путешествиях на тот свет и обратно сообщают от 8 до 20 оживших.

Далее Залика посмотрела: чем принципиально отличается кровь видевших и не видевших загробный мир. Оказалось, лишь одним: концентрацией растворенного углекислого газа. У переживших клиническую смерть она резко возрастала. Получалось: если предсмертные видения – это галлюцинации, то вызывает их газированная кровь. Всего-то…

Кстати, схожие ощущения, вплоть до видений, иногда посещают, как альпинистов на большой высоте, так и дайверов, ныряющих на большую глубину без акваланга. У них тоже бывают проблемы с углекислотой в крови.

О чем поведал нейрохирург в интервью журналу Newsweek (сокращенный перевод сайта http://www.yoki.ru):

«Как нейрохирург, я не верил в феномен «послесмертного» опыта. Будучи сыном нейрохирурга, я рос в научном мире. Я последовал примеру отца и стал академическим нейрохирургом, преподавал в Гарвардской медицинской школе и других университетах. Я понимаю, что происходит с мозгом, когда люди находятся на грани смерти, и я всегда считал, что путешествия за границами собственного тела, которые описывают те, кому удалось избежать смерти, имеют вполне научное объяснение. Мозг – удивительно сложный и чрезвычайно тонкий механизм. Уменьшите количество кислорода, которое ему необходимо, до минимума, и мозг среагирует. То, что люди, перенесшие тяжелые травмы, возвращаются из своего «путешествия» со странными историями, не было новостью. Но это не значило, что их путешествия были реальными.

Хотя я считал себя христианином, я больше назывался таковым, чем действительно был. Я не завидовал тем, кто верил в то, что Иисус был больше, чем просто хороший человек, пострадавший от общества. Я глубоко сочувствовал тем, кто верил в то, что где-то там есть БОГ, который истинно ЛЮБИТ нас. На самом деле, я завидовал тому чувству безопасности, которое давала этим людям их вера. Но как ученый я просто знал, а не верил. Тем не менее, осенью 2008 года, после семи дней в коме, в течение которых кора моего головного мозга (КГМ) не работала, я испытал нечто настолько глубокое, что оно дало мне научные основания верить в жизнь после смерти. Я знаю, подобные высказывания вызывают скепсис, поэтому расскажу свою историю языком ученого и с его же логикой.

«Рано утром четыре года назад я проснулся с сильнейшей головной болью. На протяжении нескольких часов кора мозга, контролирующая мысли и эмоции и, по сути, делающая нас людьми, была «закрыта». Врачи вирджинского Lynchburg General Hospital, где я сам работал нейрохирургом, решили, что я каким-то образом заразился очень редким заболеванием – бактериальным менингитом, который в основном атакует новорожденных. Бактерии E. coli проникли в мою спинномозговую жидкость и пожирали мой мозг. Когда я прибыл в отделение неотложной помощи, мои шансы на то, что я буду жить, а не лежать овощем, были крайне низкими. Скоро они снизились практически до нуля.

Семь дней я лежал в глубокой коме, мое тело не реагировало на раздражители, а мозг не функционировал. Затем, утром седьмого дня, когда врачи решали, стоит ли продолжать лечение, мои глаза распахнулись.