Андрей Явный - Музыка прощения

Я останавливаюсь перед «Кофеманией». Интерьер в стиле «городские пижоны» – здесь пока пусто, только юноша-хипстер и девушка в чем-то вроде лазурного сари, с дикой, старательно встрепанной мастером прической (видимо, он работал над эффектом «медовый месяц в Хампи»), расположились в дальнем углу. Заказываю чашечку арабики с кардамоном и сажусь у окна.

Нет, это был не Виктюк.

Это Маргарита: «Встречаюсь с мамой» – и смайл, выражающий ужас.

Какой-то внутренний секретарь в моей голове нашел ее воображаемую карточку: «45 лет. Ухожена, образованна, успешна. Дважды разведена. Имеет взрослую дочь, с которой в сложных отношениях. Руководит эйчар-службой филиала крупной немецкой компании в РФ. Поставки медоборудования. Вышла на контакт самостоятельно, через „Фейсбук“».

Пока несут кофе, саундтреком к происходящему во мне звучит внятный, как рэп, поток ее слов. Я помню ее историю. Слегка хрипловатый тембр. Запись переслушивать не нужно.

Мама никогда не считала меня красивой. Я была гадким утенком в детстве, да, мне это говорили часто. Мама, бабушка. Может быть, поэтому я дважды была замужем, и оба раза неудачно. Отношения с мужчинами меня никогда не складывались так, как я бы хотела. Хотя у меня всегда было достаточно друзей-мужчин, друзей-поклонников, некоторые из которых становились моими любовниками.

Я привыкла полагаться на себя, внутренне я очень одна.

В детстве я была долговязой, с нарушенными пропорциями, коротким тельцем и длинными руками-ногами. Я сама себе казалась каким-то инопланетянином. Старшая сестра была другой, правильной. Она, как говорили, родилась идеальным младенцем, с круглым лицом маленького амурчика. Я хотела быть похожей на сестру. Кажется, в детстве она ни о чем не беспокоилась, ни о чем не волновалась. Она была доброй, да. Она умела уступать мне. Я же младшая. Я же была нервной и ненавидела себя за это. Сейчас сестра не очень-то скучает по мне. Она меня любит, но дела, дела. Хотя она не работает.

Мама с нами была суховата. Она на все смотрела как-то рационально. Я никогда не слышала, чтобы она с нежностью сказала мне: моя красивая девочка! Я от нее этого ждала. Хотя бы раз! Ни в детстве, ни в подростковом возрасте, ни в юности этого не было. Мама такая деловитая у меня, практичная. Она не тратила себя на сантименты. А я не понимала, какая я. Хотя, пожалуй, я нравилась мальчишкам. Даже очень нравилась. Они все время что-то со мной хотели делать. Часто среди других девчонок выбирали меня. Косы обрывали, дрались за то, кто будет везти на санках, тащить портфель. Садились сзади за парту, трогали носками ботинок край юбки – сердилась ужасно. Осознание своей привлекательности было совсем в тумане. До сих пор не понимаю значения многих приключений, всего того, что было обращено ко мне – со стороны противоположного пола. Была очень не уверена в себе. И сейчас не верю самой себе, когда влюбляюсь. Не верю и своим героям.

В школе я много читала, под одеялом с фонариком тоже, в подростковом возрасте начало падать зрение. Пошли с мамой выбирать оправу для очков. Мне казалось: жизнь рухнула, очки пересекают мое странное даже для меня самой лицо и делают его слишком взрослым и некрасивым. Озабоченные взрослые лица такие… в них нет вдохновения. Нет очарования беспечности, как на девчоночьих лицах, лицах моих подруг. Это некрасиво. Я не хотела становиться такой. Я думала: очки – это все, это полный абзац! Перечеркнутое лицо. Мама дома уверяла меня в обратном: она говорила, что очки можно воспринимать как аксессуар. Типа стильно-модно-молодежно.

Мама врала мне, потому что, когда мы пришли в довольно хорошую оптику и я, бормоча, что мне ничего здесь не нравится, что я вообще не хотела идти, что я не могу носить очки, потянулась к одной оправе, которая висела на верхних крючках витрины… Тогда мама сразу брякнула: «Эту не бери, У ТЕБЯ ТЯЖЕЛАЯ НИЖНЯЯ ЧАСТЬ ЛИЦА, ЭТА ОПРАВА ТЕБЕ НЕ ПОЙДЕТ, НЕ ТРАТЬ ВРЕМЯ». Я повесила оправу на крючки и сразу вышла из оптики. Я прошла несколько метров, а потом разревелась. Я не могла совсем уйти, я ждала маму. Я чувствовала себя в тупике. Мама, конечно, очень рассердилась. Она тогда заказала мне дежурную дешевую оправу (расстояние между зрачками и диоптрии ей были, конечно, известны), без меня. Я не носила эти очки. Надевала только дома, когда мы все вместе смотрели телевизор. Они до сих пор хранятся у меня.

Сейчас я ношу линзы. Я их все время теряю.