КИР КОРОВ - РЕАЛЬНОСТЬ ИЛЛЮЗИИ. ПРИКЛЮЧЕНИЯ МЕССИИ СВОЕВОЛЬЯ

Так настигло нас наше первое любовное томление, выросшее из долгой дружбы, симпатии и ещё чего-то не совсем понятного, болезненно приятного и неприятного одновременно… До сих пор у меня на языке солоноватый привкус Божьей Коровки от этого первого робкого поцелуя-укуса. Интересно, на каком небе она тогда оказалась? А Маша? А я?

А потом были длинные романтические сопли с кроваво-эротическим подтекстом где-то в районе тридевятого круга неба ацкой земли и затяжное мучительное расставание в конце лета, во время которого обсуждались варианты совместного бегства в горы, прыжка в окончательное путешествие с карликом-костоедом и вечное забвение от распития менструального настоя инициированных комариных самок плюс одна треть сока белены.

Конец был неожиданным и шокирующе жестоким. Сначала перестали приходить письма, а потом она просто исчезла вместе со своей семьёй. И был один только ужасный сон после нескольких недель бессонных ночей и мучительных поисков.

Вот Маша летает по Райскому саду Божьей Коровкой. Вдруг откуда ни возьмись появляется огромный Комар, кусает её прямо в это самое, после чего она сама превращается в огромную Божью Комаровку, и назвать её Машей уже не поворачивается язык.

Они вместе танцуют Комаринского и отправляются в кругосветное путешествие на воздушном шарике. А я от ужаса ничего не могу предпринять, каменею, каменею и становлюсь каменным идолом заклания Божьим Коровом на каком-то неизвестном мне острове со странным пугающим названием «Песах» или даже на планете, название которой я и выговорить сразу не смогу…

В детстве мне всегда казался странным любовный дуэт комара и мухи-цокотухи. Я тогда ещё не знал, что пьют кровь только самки, и мне все время чудилось, как после их торжественного бракосочетания наступает время первой брачной ночи…

*

Спустя три года я даже не дождался окончания выпускного бала. Была прекрасная лунная ночь, когда я покинул активно вползающую в буйство загула компанию одноклассников. Мой маленький парусник на воздушном шаре, который я строил три года, ждал меня в заброшенном саду за домом и выглядел фантастическим фрегатом, подвешенным за огромный шар полнолуния. Я взобрался по верёвочной лестнице на палубу и обрубил все связи с прежней жизнью, совершенно уверенный в том, что дорога сама укажет путь.

За семь лет я облетал всю Землю вдоль и поперёк, но Машу так и не встретил. И всё это время прямо с палубы меня, как Штирлица, неудержимо рвало сначала на малую родину, потом на большую, а потом на всю данную в галлюцинациях объективную реальность. Я так устал и истосковался, что мечтал уже о смерти. Но дикие духи, драконы и птеродактили разлетались, напуганные моим жутким видом и метафизической мысленной тоской.

Наконец, Небо сжалилось надо мной. Я попал в страшную бурю, которая в считанные минуты порвала мой шар и разнесла в щепки летучий корабль. От дикой качки меня рвало и несло из всех дыр, словно во мне прорвалась мировая канализация, и я вместе с обломками фрегата вперемешку с рвотой и ошмётками последних иллюзий провалился в бездну…

*

Очнулся я от того, что цепкие лучи незнакомого голубовато-розового восходящего солнца неприятно щекотали мои зрачки и веки. Я открыл глаза, и осознал, что есть ещё миры, жуть которых может волновать и захватывать меня. Я лежал, аки пёс в собственной блевотине, возле отвесного Злюч-Камня, из-под которого бил родниковый ключ странной свинцово-серебристой воды, ртутным ручьём стекавшей по горному плато.

Я приподнялся, взглянул окрест и чуть не задохнулся от резкой боли в третьей чакре: плато было сплошь усеяно огромными каменными насекомыми, словно я попал на выставку какого-то инопланетного скульптора-великана, или это была просто коллекция насекомых местного энтомолога, точнее – энтомолоха или даже энтомолуха. Причём каким-то внутренним взором я совершенно ясно видел, что каждое насекомое было когда-то человеком, ныне застывшем в камне и мучительно переживавшим своё петронасекомое пленение.

Ужас и отвращение, охватившие меня при виде этого каменного террариума, были столь велики, что я не выдержал и изверг их из своего чрева вторично. «Дно ада Тринадцатого Эона. Именно на такую планету Светанаил мог сослать свой парный эон Писдис Софию за то, что она не захотела сочетаться с ним и порождать миры иллюзий», – подумал кто-то во мне, и я даже не успел сообразить кто, и что это всё значит.

Слегка оправившись от потрясения, я вдруг сообразил, что подобные коллекции предполагают над собой стеклянное небо и ламповое солнце. Лампа висела ещё очень низко, окаменевшие букашки отбрасывали глубокие тени.