Олег Гор - Просветленные видят в темноте. Как превратить поражение в победу

– Ну что, как все прошло? – спросил брат Пон, возникая из пустоты рядом со мной.

– А то вы не знаете? – укорил я его. – Наверняка все слышали.

– Даже если бы не слышал, мог бы догадаться, о чем шла речь, – монах усмехнулся.

– Вы ведь предвидели это? – поинтересовался я. – Когда заставили меня съехать? Теперь они хотя бы не смогут меня найти так легко… А я не хотел оставлять апартаменты.

– Мы не в силах постигнуть последствия наших поступков, – сказал брат Пон. – Совершенно не представляем, к чему они приведут, а все, что думаем по этому поводу, чаще всего предназначено исключительно для собственного успокоения. Зато тратим время на оценки… О, вот это хорошее дело, я рад, я его принимаю всеми руками… а вот это мне не нравится, буду отвергать…

Я вздохнул и только в этот момент сообразил, что еду по Сукхумвиту, не зная, куда мы направляемся.

– Давай к обочине, – велел монах. – Для начала тебе нужно успокоиться…

Я включил поворотник, а он начал рассказывать легенду о бедном мальчике, который подал шедшему мимо отшельнику горсть песка, но от всего сердца и искренне, поскольку более ничего дать не мог. Отшельник через некоторое количество воплощений стал Буддой, а мальчик за свое даяние воплотился в образе императора Ашоки, могущественного и мудрого правителя огромной страны.

Выслушав эту историю, я только хмыкнул, а брат Пон тут же поведал мне вторую.

В ней Просветленный был вождем стада обезьян, проживавших в диких горах, на огромном баньяновом дереве, чья вершина упиралась в небо, а одна из ветвей склонялась над рекой.

Брат Пон рассмеялся, а я посмотрел на него с укором, но не выдержал, заулыбался.

– Только не позволяйте плодоносить этой ветке! – смешно прогундосил брат Пон, изображая речь предводителя приматов. – Если она принесет плоды, то не есть нам более сочных и сладких плодов с других ветвей!

Естественно, макаки не уследили, фрукт упал в реку, и его притащило туда, где купался некий царь со своими женами, и от этого у обезьян и их вождя случились крупные неприятности.

– Ну вот, – сказал монах, закончив историю и оценивающе поглядев на меня. – Теперь хоть на человека похож.

– Толку-то! Что делать с вымогателями, где достать деньги? В полицию нельзя… Иначе там могут узнать про Чена Одноглазого и будут рады взять за задницу мерзкого фаранга.

Брат Пон рассмеялся, а я посмотрел на него с укором, а потом не выдержал, тоже заулыбался.

– Поехали, – велел он. – Я знаю, куда тебе надо.

Для начала мы заехали в небольшой ресторанчик, где, к моему удивлению, обнаружился вай-фай. Тут я вспомнил о работе, поспешно вытащил из рюкзака ноутбук и принялся отвечать на письма и обрабатывать заказы, а их за последние три дня насыпалось достаточно.

Интернет-магазин разгромить тоже можно, но это вряд ли под силу тайским бандюкам…

Следующим пунктом нашего назначения стал магазинчик одежды на Секонд-роад, не понтовое заведение с индусом на входе, куда туристов заманивают фразой «Прывет, друг» и вытянутой для рукопожатия ладонью, а обычная лавка, где шмотки навалены кипами на полках, стоят копейки, а найти там можно все что угодно.

Тут я стал обладателем рубахи цвета хаки, тяжелых ботинок, пятнистых штанов и толстого ремня.

– Переодевайся, – приказал брат Пон, когда мы со всем этим богатством удалились в подсобку.

Я переоблачился, ежась от прикосновений грубой ткани к коже.

Закончив эту операцию, обнаружил, что монах приволок табурет, а в руке держит хорошо знакомую мне бритву – старинную, опасную, с ржавыми пятнами на острейшем лезвии.

– Нет, – сказал я.

– Да, – возразил он. – Да, я сейчас не лысый, но ведь мы говорили на эту тему?

Делать оказалось нечего, и я уселся на табурет, подставил голову.

Через десять минут улыбающийся хозяин лавчонки принес большое зеркало, и из него на меня глянул мрачный рекрут, вознамерившийся на четвертом десятке связать жизнь с армией.

Он удивительным образом походил на образ, созданный мной во время медитации, не хватало только усов и бородки.

Поймав эту мысль, я испытал мгновенное головокружение, а в следующий миг осознал, что с презрением и недоверием разглядываю сидящего на табурете мягкотелого придурка, непонятно зачем облачившегося в армейку, и раздумываю, не дать ли ему по физиономии…

– Теперь ты понимаешь, зачем все это затеяно! – с удовлетворением в голосе сказал брат Пон.