(Следует заметить, что философ, обнаружив в [нашем] силлогизме ошибку "quaternus terminorum", при попытке исправить её, т. е. сократить число понятий до трёх, неизбежно впадёт в другую — "non distriputia meaii". Можно было бы попробовать применить здесь [метод] квалификации (или квантификации?) сэра У. Гамильтона, однако тогда юмор этой главы стал бы окончательно непонятен читателю из Ошкоша, [60] Англ. обозначение «Урюпинска», глухой провинции.
для которого, судя по всему, и писалась эта книга.)
ΚΕΦΑΛΗ NH
ПЛАЧ АГГЕЯ
Оглоед [61] Англ. Haggard, по звучанию с Haggai (Аггей) и Hyena (Гиена), даёт аллитерацию, которую мы и постарались передать в стихе 1.
я, гиена; я голодаю и плачу. Люди же думают, что это смех — ха! ха! ха!
Нет ничего Подвижного или Неподвижного под твердью небесной, на чём я мог бы начертать тайные знаки души моей.
Да, и если бы спустили меня на канатах в глубочайшие пещеры и ямы Вечности, не найдётся такого слова, ни даже первого шёпота Посвящавшего [меня] в ухе моём, чтобы выразить: да, я боюсь Рождения, [этого] жалобного плача Ночи!
Мука смертная! Мука смертная. Свет во мне 'вскармливает' тени; песня во мне — немоту.
Адепты бессмертны; и всё же они умирают — Они умирают от невыразимого СТЫДА; они умирают, как умирают боги, от ПЕЧАЛИ.
Выдержишь ли ты до конца, о брат PERDURABO, о Свет в Бездне? У тебя — завершающий камень Царского Свода; и всё же Ученики, вместо того чтобы лепить кирпичи, засовывают соломинки себе в волосы и думают, что они — Иисус Христос!
О невидимая трагикомедия ВЕЛИКОГО ДЕЛАНИЯ!
Аггей — [это имя носил] не только известный еврейский пророк, но и Второй Помощник [в Капитуле] одного из отделений Royal Arch Masons. [62] Англ. Королевская Архимасонская Ложа — или 'Строители Свода'.
В этой главе автор в форме некоего потока мысли жалуется на неспособность выразить себя [полностью] или увлечь других за собой, к Свету. В стихе 1 он объясняет, что тот сардонический смех, который почти что сделал его знаменитым, есть в действительности выражение именно этого чувства. Стих 2 напоминает об обязанностях [человека], принятого в масонские Ученики. Стих 3 описывает церемонию Восхождения в Королевской Архимасонской Ложе. Посвящённый поймёт, что речь здесь идёт о важнейшей [невидимой] тайне данной ступени. Стихи 4–6 выражают ту боль, перед которой Гефсимань и Голгофа — всего лишь нарыв на пальце. В стихе 7 эта боль прерывается сардоническим или циническим смехом, о котором уже говорилось выше. И, наконец, последний стих в своей благородной простоте описывает само Великое Делание, радостное от простоты своей, высочайшее от искусности, от силы страсти и восторга, им вызываемого. (Заметь, что слова «страсть» и «восторг» служат символами йони и лингама.)
ΚΕΦΑΛΗ NΘ
БЕСХВОСТАЯ ОБЕЗЬЯНА
Помощи нет в небесах — там лишь бардак, где теряешь душу.
Если Астак [63] Греческое божество — покровитель омаров.
не спит, омары и крабы вылезают на сушу.
Гомо Сапиенсу, сосущему небо и нёбо,
Недостаёт спокойствия бессмертной амёбы.
Нажитое протоплазмой от радости движения
Разоряется от слабости земного притяжения
И, хотя материи, уму и духу некуда спешить
Природа требует своё: пора платить.
Будь у меня, который не я, свободный выбор,
Ещё не известно, кто бы из борьбы выбыл:
Великий Будда или моя беспрсветная пьянка.
Хотя Будда в колоде судьбы — моя бланка. [64] Карта, выбираемая для того человека, которому гадают.
Впрочем, будь я и вправду пьяницей, эти муки
Давно заставили бы меня наложить на себя руки.
[Выражение] в начале главы есть эвфемизм для Homo Sapiens.
Омар и краб — высшие разновидности ракообразных, чем лангуста.
Вся глава представляет собой краткое поэтическое эссе на тему о детерминизме. Она чити великой закон равновесия, однако высмеивает философов, чья картина мира целиком зависит от окружающих их условий самого что ни на есть бытового существования. Страдающий зубной болью [никогда] не согласится с доктором Панглоссом в том, что "всё к лучшему в этом лучшем из миров". Ведь и сейчас богатейший из британских герцогов жалуется в кругу друзей, что "времена нынче плохие".
ΚΕΦΑΛΗ Ξ
РАНА АМФОРТАСА [65] Глава названа так, потому что Амфортас был ранен собственным копьём, тем самым, которое сделало его царём.
Само-обладание Парсифаля превратилось в само-удовлетворение [66] Т. е. онанизм
буржуя.
Читать дальше