Алистер Кроули - Восемь лекций по йоге

Далее, овладеть умением и мастерством дхьяны относительно легко. Со временем можно научиться входить в это состояние и без предварительной практики. Глядя на это под таким углом зрения, можно примирить оба значения слова, которые обсуждались нами в предыдущей части. «Снизу» дхьяна производит впечатление транса, и это переживание настолько грандиозно, что нельзя даже представить ничего более величественного, хотя «сверху» оно кажется простым состоянием сознания, таким же естественным, как любое другое. Брат Пердурабо, еще до вхождения в самадхи, писал о дхьяне: «Возможно, в результате интенсивного контроля прекращается нервное возбуждение. Это мы называем дхьяной. Самадхи, насколько я понимаю, — это всего лишь расширение масштабов дхьяны».

Через пять лет он бы с этим не согласился. Он бы определил дхьяну как «течение сознания одним сплошным потоком от эго к не-эго без осознавания того и другого, сопровождающееся нарастающим изумлением и блаженством». Он может понять, как самадхи становится естественным результатом дхьяны, но не в состоянии с такой же уверенностью назвать дхьяну предпосылкой самадхи. Возможно, он в действительности не знает, какие условия вызывают самадхи. Он способен войти в дхьяну по собственному желанию через несколько минут работы; а часто это случается совершенно спонтанно. Но, к сожалению, с самадхи так не проходит. Может быть, он и способен входить в самадхи по собственному желанию, но все равно точно не знает, как это происходит и как долго он может в нем находиться; и потом он не уверен, входил ли он вообще в самадхи.

Человек уверен, что может прошагать милю по ровной дороге. Он знает состояние дороги, и чтобы помешать ему пройти, должно произойти какое-то чрезвычайное происшествие. Утверждение: «Я взошел на гору и знаю, что взойду на нее снова», — менее убедительно. Могут возникнуть разные более или менее вероятные обстоятельства, любое из которых может помешать восхождению.

Итак, мы действительно знаем, что если мысль остается единичной и неподвижной, наступает дхьяна. Мы не знаем, достаточно ли усиления дхьяны, чтобы вызвать самадхи, или же для этого требуются некоторые дополнительные условия. Одно дело научная теория, и совсем другое — практика.

Один автор утверждает (если не подводит память), что фиксация сознания в течение двенадцати секунд — это дхарана, ста сорока четырех секунд — это дхьяна, а в течение тысячи семисот двадцати восьми секунд — это самадхи. А Вивекананда, комментируя тексты Патанджали, считает дхьяну просто продлением дхараны; но потом говорит: «Предположим, я медитировал на книге, и постепенно мое сознание все более на ней концентрировалось и воспринимало только внутреннее ощущение, — значение, не выраженное ни в какой форме. Такое состояние дхьяны называется самадхи».

Другие авторы склонны предполагать, что самадхи наступает в результате медитации на предметах, которые сами по себе обладают ценностью. Например, Вивекананда говорит: «Думай о любом священном предмете», — и поясняет это так: «Это означает, что нельзя думать о нечестивом предмете»(!).

Брату Пердурабо не хотелось бы говорить со всей уверенностью, входил ли он когда-нибудь в дхьяну, медитируя на обычных предметах. Он бросил эту практику через несколько месяцев и медитировал на чакрах. К тому же дхьяна стала для него настолько обыденной практикой, что он перестал делать о ней записи. Но если бы он захотел войти в дхьяну сию минуту, он бы выбрал нечто, внушающее «благоговейный страх», «священный трепет» или «изумление».

Пожалуй, это будет изменой скептицизму, который лежит в основе нашей системы, если мы признаем, что «что-то» может быть лучше «чего-то» другого. Но давайте рассуждать так: «А — это вещь, которую этот человек считает «священной». Поэтому для этого человека вполне естественно на ней медитировать». Избавьтесь от эго, наблюдайте за всеми своими действиями так, словно их выполняет кто-то другой, и вы на девяносто девять процентов избежите хлопот, которые вас поджидают.

Нет никаких видимых причин, препятствующих наступлению дхьяны, если вы думаете при этом о морской свинке. Но постоянное упоминание брата Пердурабо об этой свинке как о типичном объекте его медитации не следует воспринимать слишком буквально. В его записях о медитации нет никаких упоминаний об этом замечательном зверьке.

Было бы полезно организовать исследования для выяснения условий наступления самадхи. Но, судя по всему, в настоящее время нам никто не мешает отдать дань традиции и использовать те же объекты медитации, что и наши предшественники. За одним-единственным исключением, о котором мы поговорим в свое время.