Олег Мороз - От имени науки. О суевериях XX века

— Все-таки отклик зоны Захарьина — Геда на тепло руки другого человека — это известное явление или нет? — продолжаю допытываться я.

Исчерпывающий ответ дает еще один участвующий в разговоре физиолог — Владимир Васильевич Сучков.

В 1889 году известный русский терапевт Захарьин обнаружил, что заболевания внутренних органов сопровождаются повышением чувствительности и даже болезненностью различных зон кожи. Несколькими годами позже, независимо от Захарьина, то же самое установил Гед. Были составлены карты распределения этих зон по телу человека. Оказалось, что эти карты, а следовательно, и связь между органами и кожей имеют весьма замысловатые очертания. Возможно, некоторые из вас замечали, как во время приступа стенокардии один с силой, до боли, сжимает мизинец левой руки, другой трет нос, третий надавливает на грудь. И боль в сердце проходит. Такое же действие может оказать лед, какой-либо горячий предмет, укол.

Каким же образом эти области кожи, или, как говорят, зоны Захарьина — Геда сердца, связаны с сердцем? Исследования показали, что кожа мизинца связана с восьмым шейным сегментом спинного мозга, крылья коса через лицевой нерв — с блуждающим нервом, кожа грудины — с грудными позвонками. Но именно от этих сегментов позвоночника и от ядер блуждающего нерва отходят основные нервные пути, регулирующие функцию сердца.

Изменение функции сердца (так же как и других органов) тотчас сказывается на состоянии кровообращения и чувствительности в соответствующих зонах кожи. Таким образом, на ее поверхности постоянно имеется отраженный, сложным образом распределенный по этой поверхности образ функционального состояния внутренних органов. При умелом прочтении этой функциональной «топографической карты» можно сделать заключение о скрытом заболевании или просто об изменении функции того или иного органа. Об этом могут сигнализировать (в зависимости от того, какова степень отклонения от нормы) усиление или снижение кожного кровотока, увеличение или падение температуры данного участка кожи, изменение его чувствительности и электрического потенциала. Это и есть основа той информации, которую может получить человек или, что более предпочтительно, физический прибор, обладающий достаточной разрешающей способностью.

Возможность судить о состоянии внутренних органов по распределению тепла между участками кожи — это лишь одна сторона дела. Другая, не менее важная, связана с особой способностью зон Захарьина — Геда воспринимать внешние раздражения — тепловые, механические, радиационные и т. д. — и трансформировать их в нервные сигналы, изменяющие функцию внутренних органов. При этом совсем не обязательно, чтобы эти раздражения были сильными. Это даже вредно. В лаборатории Э. Э. Годика было установлено, что рецепторы кожи способны воспринимать тепловые потоки в сотни раз меньшие, чем излучает рука человека.

Одним словом, через зоны Захарьина — Геда можно управлять функцией внутренних органов, оптимизировать ее.

При этом, однако, надо добавить, что такое управление во многом зависит от психоэмоционального состояния пациента, его внушаемости, доминирующей в данный момент психологической мотивации. И доля всех этих психогенных компонентов, по-видимому, огромна.

— Что ж, мне кажется, мы приблизились к возможному механизму лечебного воздействия, — подвожу я, по праву ведущего, итог разъяснению Владимира Васильевича Сучкова.

После того как я опубликовал в газете очерк о работах Ю. В. Гуляева и Э. Э. Годика, в редакции поднялся трам-тарарам. Каждый день из института кто-то звонил и пенял газете на «несерьезную» и «ненужную» публикацию, говорил, что там все искажено и представлено в ложном свете.

В это время я был в отпуске, но мне все в подробностях передавали.

Пришло даже письмо от директора института Владимира Александровича Котельникова, в котором содержалась просьба впредь, во избежание неправильного освещения работ института, перед публикацией показывать в институте текст.

Вообще-то мы всегда так и делаем — когда есть какие-то сомнения в чем-то. Но в данном случае никаких сомнений у меня не было: беседу с Годиком я записал на магнитофон, перед тем как печатать очерк, не раз прослушивал пленку.

Вернувшись из отпуска, я позвонил Владимиру Александровичу, поинтересовался, какие у него к нам претензии. Казалось, мой звонок застал его врасплох. Он сказал несколько общих слов о том, что вообще-то в самом деле неплохо было бы, если бы журналисты перед публикацией советовались, а то ведь они иногда такое напишут…