Хольгер Кальвайт - Шаманы, целители, знахари. Древнейшие учения, дарованные самой жизнью

Шаман, напротив, способен найти собственное место среди мифологических и культурных идеалов, он знает, что его ждет, через какие состояния эйфории и мучения надо ему пройти — люди проложили ему путь и составили карту внутренних пространств. Добрые и злые силы мира психики названы — это боги, демоны и духи; они как бы являются именованными улицами на пути странствования по равнине сознания.

«Священной болезнью» назвали греки эпилепсию, так как полагали, что охваченные ею люди избраны богами и обладают способностью к предсказанию. Сегодня мы вновь спрашиваем себя: следует ли рассматривать эпилепсию как болезнь? Приступы эпилепсии могут быть вызваны различными психологическими причинами и различными ощущениями в органах чувств. Кроме того, могут возникать приступы, при которых сознание стремится освободиться от любого дисбаланса, в чем мы обнаруживаем своеобразный способ биологического самоисцеления. Не следует ли лучше осознать эпилепсию и предшествующую приступу «ауру» как измененное состояние сознания и лишь отчасти как патологический синдром? Описание психических ощущений эпилептиков во время приступа обнаруживает много черт, напоминающих мистические и шаманские переживания. Классическим в этом смысле является описание Федора Достоевского, который, будучи эпилептиком, рассказывает в своем романе «Идиот», как в недолгие мгновенья приступа приходит ощущение бесконечной космической гармонии, за что можно было бы отдать всю свою жизнь. Я нигде не нашел указания на то, что шаманы являются эпилептиками. Если некоторые из них и охвачены этой болезнью, то, вероятно, осознанно наблюдают за ее течением.

Южноафриканец Адриах Восхиер был эпилептик. В молодые годы он прошел пешком всю Африку и позже, после встречи с местными шаманами, был приобщен к различным ритуалам.

Племена, живущие у гор Макгабенг, первыми обратили внимание на свою способность вступать в контакт с миром духов. Когда Восхиер захотел пройти через их горы, старейшины, допросив его, отказались дать ему на это разрешение. В разгар этого собрания его внезапно поразило страдание всей его жизни — приступ эпилепсии. Тотчас же в нем был узнан избранник духов — его желание было удовлетворено.

Эпилепсия считается в Африке священной болезнью, которая, будучи вызвана духами, направляет отмеченного ею в сферы высшего знания. Но Восхиер, мучимый мыслью, что он отмечен столь непочитаемой в нашем обществе болезнью, с большим трудом сближался с «миром духов». Празебе, сангома, его духовная наставница, сказала ему: «Ты должен удовлетворить духов и позволить им помочь тебе, вместо того чтобы столь долго обороняться от них. Чтобы суметь действовать, они нуждаются в свете. Я дала тебе глаз, но он еще закрыт, и внутри тебя царит мрак. Духи обозлены, и твоя болезнь — знак того, что они ее тебе посылают. Дай им то, что им нужно. Пусть они едят на твоей стороне» [252] Watson, 1982, 166 .

Психотики познают духовно возвышающийся мир, их чувства и ощущения гиперактивны. Это может привести к возникновению нового творческого сознания, к пониманию сути вещей, к постижению сущности окружающих людей. Наряду с чувством значимости всего происходящего, глубины всего событийного существует и чувство страха, которое в конечном счете побеждает человека. Это страх перед проникновением во все формы и сущности жизни, в самые глубины истины. Мы не хотим перечислять здесь многочисленные симптомы психозов. Однако следует сказать следующее: мы представляем себе эту «болезнь» как не гладко протекающее приобщение к опыту жизни. Мы можем говорить о незащищенности органов чувств, несущей опасность потери самоконтроля. Перевозбуждение не может раствориться или сознательно перераспределиться в организме: сознание беспомощно уединяется в себе самом, подобно улитке; становятся заметными психический уход в себя, телесные блокады, утрата спонтанности реакций.

Русский физиолог Павлов полагал, что при перевозбуждении происходит защитное торможение мозга, которое проявляет положительное сходство именно в отношении способности познавать измененные состояния сознания; после появления теории психоанализа это сходство базируется на иррациональном. Западные ученые давно находили удовольствие в том, чтобы использовать свое расплывчатое, чисто субъективное знание о примитивном в качестве «строительного материала» своих псевдоантропологических проектов истории. Человек примитивного сознания находится здесь на службе фундаментальной теории становления человека. Он, которым в любой момент могут перестать интересоваться, используется как «затычка» пробелов и прототип героической эволюционистской картины истории. Незнание образа жизни родовых культур весьма значительно, что, однако, не мешает включать «примитива», по собственному усмотрению, в любую теорию. Психиатры и психоаналитики оказывают неоценимую помощь по утверждению темных идей. «Примитив» является метафорой духовного регресса, праобразом шизофреника, и даже для биологов он является желанным объектом, эдакая «межчелюстная кость» процесса эволюции. В качестве последнего примера стоит упомянуть Курта Гольдштейна, который особенно рьяно поддерживал это неудачное сравнение. Вот несколько замечаний из ящика Пандоры исторического ослепления: шизофреникам и примитивам свойствен общий конкретный язык и конкретное мышление; абстрактное, абстрактная позиция у них совершенно отсутствует. Ни тот, ни другой не разлагают целое на составляющие части, предмет представляется им с разной точки зрения по-разному. Любые концепции и символы лежат по ту сторону их понимания, они не могут отличать собственное «Я» от внешнего мира, внешние события сливаются с их внутренними переживаниями, случайная встреча каких-либо объектов, личностей, явлений воспринимается как имеющая глубокую взаимосвязь. И тот, и другой чрезвычайно легко подпадают под влияние любого воззрения, которое им предлагается и цепляются за всякий объект и всякую идею, так что уж потом не могут отделить себя от нее. Они не отличают плод воображения от истинного переживания. Периферийные переживания они неоправданно ставят в центр. Какая тут патология, какая неправильная логика, какая неполноценность — и чья же? Некоторые честные исследователи спрашивали себя со всей серьезностью цивилизованного мышления; «Как смогли эти примитивные расы выжить в таких условиях и в своей эволюции достичь уровня более высоких рас, если их мышление и поведение столь далеки от реалистических?» И я спрашивал себя об этом. Эта зарисовка шизофренического и примитивного [253] понимай также шаманского поведения, — к кому она относится? К самому ученому? Сэр Джеймс Фрезер, «отец этнографии», прокричал с пафосом в ответ на вопрос, видел ли он в жизни примитива: «Бог миловал!» Но мы не можем упрекнуть в этом современных этнографов, так как они уже выявили все отдаленные убежища «примитива» и исследовали их. Чего им, однако, не хватает, так это истинного контакта с шаманами; то, что они в самом деле упустили, так это возможность подключиться к картине мира, созданной шаманом, в качестве его учеников — а как иначе мы смогли бы понять их «сновидения»? Сегодня мы должны сказать, что попытка оклеветать шаманов и родовые общества средствами психиатрической абстракции, заменить «жесткий» империализм «мягким» империализмом науки не удалась. Конечно, все акции по уничтожению и истреблению народов нашли поддержку в психиатрической идеологии, но вопреки всем научным актам экспертизы и всем доказательствам отсталости многие племена, «предающиеся обману», «не отличающие собственного «Я» от внешнего мира», мужественно защищаются от террористических атак абстрактно и реалистически думающего западного человека.