Эрнст МУЛДАШЕВ - Матрица жизни на Земле. Том 4

— Трава у вас здесь, в Техасе, желтая, а у нас, в России, в это время года зеленая, — нелепо проговорил я.

— Иес, — ответила она.

— Почему она желтая? — задал я еще более нелепый вопрос.

— Ай доунт ноу (я не знаю), — ответила она.

— Жесткая у вас, трава-то, — промямлил я.

— Иес, — послышался ее голос.

— А почему она жесткая?

— Ай доунт ноу (я не знаю).

Я почувствовал, что начинаю краснеть, что, вообще-то, делаю легко. Чтобы скрыть свое смущение, и боясь того, что Гейл заметит то, что я покраснел, я тут же важно, с философским оттенком в голосе сказал:

— Жарко у вас здесь, в Техасе-то!

— Иес, — опять ответила она.

— Очень жарко!

— Иес, — опять послышался ее голос.

Я чуть не задал совсем идиотский вопрос — «А почему у вас так жарко?», но вовремя осекся и замолчал. Но долго молчать было неудобно. Надо было что-то делать. Все же я считался ухажером — загадочным русским ухажером, да еще и… «лечебным фактором».

— Может быть, остановимся? На травке посидим? — предложил я.

— Иес, — ответила Гейл и затормозила.

Мы остановились. Я шагнул в густую желтую техасскую траву на обочине дороги, прошел метров тридцать, сел на траву и позвал к себе Гейл.

— Это опасно! — закричала она.

— Почему?

— Здесь могут быть змеи, ядовитые змеи.

— М-да… — только и проговорил я. — Что же ты раньше не сказала, ведь я только что здесь прошел?!

— Это твои проблемы! — послышался ответ.

Я угрюмо добрел до машины… по траве, сел в нее, и мы снова поехали. Я молчал.

— Черт побери! — думал я. — Трава травой, змея змеей, но…отвечать вот так… вот так о том, что «это твои проблемы»?! Да и на все и вся отвечать этим самым мяукающим «Йес!» Да на кой мне это?! В конце концов… ей же «лечиться» надо!

А потом я внезапно успокоился. Змея ведь меня не укусила. Я понял, что она… американка Гейл, тоже волновалась, волновалась, как и я сам. Ее, может быть, тоже коробил этот самый договор о… любви. Он, этот договор, может быть, шел поперек ее потенции (женской, конечно).

Я посмотрел ей в лицо, да так пристально посмотрел, что она, заметив мой взгляд, чуть не свернула на обочину Лицо ее, скажу я вам, дорогой читатель, стало розовым-розовым… До такой степени розовым, что я понял, что… не в договоре дело, а… в «лечении».

— Да что может помешать настоящей страсти?! Договор, что ли?! — думал я. — Договор — это чепуха! Договор — это ерунда! Договор, он против любви! Против… розовой любви… как ее лицо…

Я откинулся на кресле и понял, что «пришел в себя». А Гейл «жала на газ», набрав дикую скорость на своем «форде».

— Здесь скорость ограничена! — сказал я. — Только девяносто миль разрешено!

— Я люблю быструю езду, — ответила она.

Я замолчал, закрыл глаза и сделал вид, что засыпаю. Но вскоре я и в самом деле уснул. Сколько я проспал, не помню, но вроде как недолго. Когда я проснулся, я увидел по-прежнему розовое лицо Гейл. Я опять уставился на нее, не отводя взгляда!

— Гейл! — окликнул я ее.

— Йес, — ответила она.

— Ты, Гейл, когда-нибудь влюблялась? Вот так вот, безрассудно… мучилась, терзалась… любя? — спросил я.

И тут она сказала такое… такое, от чего у меня завяли уши.

— У нас, понимаешь, негры играют в любовь. Я, честно говоря, опешил.

— Любовь должна быть рациональной, — добавила Гейл.

— По договору? — я пристально посмотрел на нее.

— Американские мужчины — самые натуральные трусы! Они боятся любви! Они только, может… ребенка могут зародить! А любви они не могут дать! — розовое лицо Гейл стало сердитым. Они даже не могут играть в любовь… как негры? — ехидно спросил я.

— Не в игре дело!

— А в чем?

— В том, что… в том, что любовь нужна! — Гейл начала заикаться.

— Для… «лечения», как прописал врач? — я еще более ехидно посмотрел на нее.

Гейл повернула в мою сторону голову.

— Смотри вперед! — вскричал я, увидев, что наш автомобиль начал вилять.

Гейл резко затормозила. Машина остановилась на обочине. Она развернулась ко мне.

— Американские мужчины — самые натуральные трусы! — страстно заговорила она. — Трусы! Это они придумали эти договоры, чтобы обезопасить себя! Не мы — женщины! А мы, женщины, хотим любить, по-человечески любить! Но… кого?! Кого?! Ко-го?!

Я промолчал.

— Может вы, русские, умеете любить?! Скажите, а можете вы, русские, дать любовь? Можете? — не унималась Гейл.

Я опять промолчал.

— Можете?! — с надрывом спросила она. Я поднял голову и, не ответив, спросил:

— А почему твоя подруга, Джулия, тоже хотела «попробовать» русского? Тоже из-за этого? Или… тоже из-за «лечения»?