Юлия Вознесенская: Сто дней до Потопа

— Никак ты меня в сторожа хочешь определить, Дина? — засмеялся Сим.

— Ну что ты, брат! Ты станешь главным управляющим моего «Ковчега». Ты, Симка, конечно, фантазер, ты мне столько водорослей на уши навешал за последние сто лет, что ими можно для всей гостиницы матрацы набить. Но ты никогда меня не обманывал, никогда! Вот это — нет. Ты честный и ответственный, а эти два качества теперь среди людей почти не встречаются. И работать ты уме ешь, я же вижу, как ты вкалываешь каждый день. Сейчас мало кто готов трудиться как следует даже ради денег: все хотят их либо даром получить, либо украсть. Вот я одна и бьюсь-кручусь в деле, как одинокая пчелка…

— Как стрекоза ты вьешься, Динка! — засмеялся Сим. — Вьешься, сверкаешь, там одно ухватишь, там другое подхватишь — и всегда что попало, лишь бы поярче… Смотри, как бы крылышки не замочить!

— Не бойся, не замочу! — засмеялась Динка. — Жить так и надо — ярко, дорого и с блеском, со вкусом и риском!

— А хочешь, я тебе покажу что-то по-настоящему прекрасное и дорогое?

Сим поднес сжатую в кулак руку к самым глазам Динки и раскрыл ее. На ладони его лежала найденная вчера жемчужина. Динка громко и восхищенно воскликнула:

— Какая красота!

— Хочешь, я подарю ее тебе?

Динка замотала головой и вытерла выступившие слезы.

— Нет! Я понимаю, что значит такой дорогой подарок и не могу его принять. Ох, Сим, ну почему это с тобой у меня вечно слезы у самых глаз? Вообще-то я уже давно никогда не плачу.

— Наверное, потому, что только со мной рядом ты и есть настоящая, искренняя и простая Динки корзинка.

— Ну вот, опять…

И она заплакала, и Симу снова пришлось ее утешать.

Из дневника Дины:

…Симка сказал, что жемчужина, которую он мне сегодня показал, может стать моей, если я захочу. Я бы хотела, конечно, — кто бы не захотел? Жемчужина эта чуть меньше голубиного яйца, она и по форме как настоящее яйцо и абсолютно без единого пятнышка или изъяна. Если продать ее с умом, на эти деньги можно было бы построить коттеджи для туристов по всему берегу, и каждый с маленьким садиком. Но Симка все напоминал мне, что до отплытия Ковчега осталось всего сто дней, а это все равно как если бы он прямо сказал: «Динка, соглашайся на отплытие с нами в Ковчеге, и жемчужина — твоя!» Я знаю, он очень хочет, чтобы я согласилась плыть вместе с ними. Конечно, я могла бы ему сказать, что согласна, но только после того, как разверну свое гостиничное дело на все побережье. А на это и впрямь пригодилась бы его жемчужина. Но и трилобиту ясно, что за сто дней такое строительство не осилишь, Симка тоже не дурак. Ох, вот бы мне его облапошить, но так, чтобы не обманывать! Не выходит у меня из головы эта жемчужина… Если ее продать, то можно и впрямь развернуться по всему берегу, насколько хватит взгляда.

А еще мне ужасно хочется отправиться в путешествие по морю — на Тот берег, поглядеть, как там живут сифиты, женившиеся на каинитках, и их дети нефилимы — великаны, обладающие страшной физической и ментальной силой. Говорят, это что-то жуткое и восхитительное, хотя люди видят их редко. Но зато с гвардейцами-рефаимами там ветре шиться может любой, они там порядок охраняют и просто так по улицам ходят. Тот берег — вершина нашей цивилизации. Ах, как меня туда тянет!.. И отправлюсь я не на дешевом скороходике, на каких ездят торговцы, а на большом тихоходе — с оркестром, рестораном, бассейном и девочками-мальчиками для развлечений. Чтобы в путешествии отдохнуть как следует, а уж, на Том берегу не отвлекаться на развлечения и талька изучать настоящую жизнь. Набраться информации и впечатлений, чтобы потом все обдумать. Есть у меня мыслишка одна заветная: развернуть свое дело как следует, сделать хорошую рекламу, а потом все продать с хорошей прибылью и отправиться на Тот берег на постоянное место жительства, доживать свои два-три века в комфорте и уюте, ни в чем себе не отказывая.

Но придется мне все-таки набраться терпения и просто выждать эти сто дней, а там посмотрим… Это я не только о жемчужине, конечно, но и о Симе.

Симка, Симка! Ну па что ты мне сдался, почему я никак не могу отвязаться от тебя? Ведь у нас по-настоящему ничего никогда не было, это же простая детская дружба: жили когда-то рядом, вместе играли, вместе росли, и ты мне был как брат. Ты один не хотел меня отпускать, когда за мной приехала мать, ты даже пытался спорить с нею, а потом, когда мы уже тронулись в путь, вырвался из рук родни и долго бежал следом за колесницей! Мать крепко держала меня, а я все смотрела на тебя. А ты не останавливался, но становился все меньше и меньше — быстрая была колесница, шесть ящеров ее везли…