Юлия Вознесенская - Сто дней до Потопа

— Какие гости! Какая радость! Милости просим!

Но офицер остановил меня жестом, не торопясь снял с пояса цепь с ошейником и на глазах у изумленной публики замкнул его у меня на шее.

— Вы арестованы! — громко сказал он.

Оркестр взвизгнул и заткнулся. В полной тишине меня вывели из ресторана, протащили за цепь вниз по лестнице и затолкали в повозку.

Я не хочу даже здесь, в моем дневнике, описывать, что было со мной в камере рефаимского управления. До сих пор у меня болят кости и все тело, а ожоги заживать будут еще очень долго. Но я не сказала ни слова о том, откуда я добывала фрукты для своего энергена!

Меня все-таки выпустили, потому что Ной приехал в управление и выложил груду драгоценностей в виде выкупа. И он сим отвез меня в «Ковчег» и сдал на руки оставшимся служанкам. Их у меня, кстати, осталось немного, всего три девушки, которым просто некуда было идти. Остальные охотно предали меня, рассказали рефаимам что было и чего не было и разбежались. Но и в этом есть хорошая сторона! Если бы они дождались моего возвращения, мне пришлось бы выплатить им все заработанное даже за то время, когда «Ковчег» был закрыт и не приносил дохода!

У меня не было сил, болело все тело, но я все же поднялась к вечеру и пошла осматривать свое разоренное хозяйство. Рефаимы не просто арестовали все фрукты и готовую продукцию — они разломали машины и дотла сожгли здание фабрики. Но мне опять повезло! Расхаживая по пепелищу, я нашла несколько втоптанных в песок пакетиков со своим энергеном. Я их подобрала, целые пакеты сунула в карман, а разорванные закопала обратно в песок — за эти дни пастилки в них успели покрыться плесенью. Ничего удивительного, ведь это были не геенно измененные фрукты: те могут месяцами лежать в сырости и сохранять товарный вид до тех пор, пока процесс разложения в них не дойдет до конца и они не растекутся в зловонную жижу… Что-то я всерьез стала поддаваться Симовой пропаганде в пользу натуральных овощей и фруктов! Но думаю, так или иначе, а сейчас эти пастилки помогут мне залечить раны и утишить душевную боль от унижения…

Дина спустилась на берег под вечер, уже в сумерки, но на этот раз она подошла к самому Ковчегу и по сходням осторожно, почти крадучись, подошла к закрытой двери и тихонько постучала.

Ее услышали.

Отворил ей двери сам Ной, и на его лице сияла та самая ликующая улыбка, которой он был готов встретить любого пришедшего в Ковчег. Но при виде Дины он перестал улыбаться, а просто обнял ее, прижал к груди, погладил по голове и сказал:

— Проходи, Дина! В нашем Ковчеге ты всегда будешь как у себя дома.

Дина слабо улыбнулась невольной шутке Ноя, кивнула и переступила высокий порог. Ной шел впереди, держа над головой лампу. Они поднялись по лестнице на третий этаж, где семья Ноя готовилась ужинать.

Сим бросился было к ней, но остановился, что бы дать дорогу матери: Ноэма уже бежала к Динке с протянутыми руками, и в одной руке у нее была зажата большая ложка.

— Девочка наша вернулась к нам! Дина, моя дорогая доченька! — Она обняла Дину, и та расплакалась у нее в объятиях. На одно только мгновение она прервала слезы, чтобы поднять голову и сказать:

— Я ничего им не сказала ни про вас, ни про Альву! Ни единого слова!

Эти же слова она еще раз повторила Ною, когда он провожал ее поздно вечером и вышел вместе с нею на сходни у дверей Ковчега.

— Ни единого слова! Но остаться с вами я не могу, отче. Я должна восстановить все разрушенное: моя гостиница — дело всей моей жизни и мой дом. Я не могу вот так просто взять и все бросить!

— Воля твоя, девочка, — сказал Ной, — но помни, что до отплытия остались считанные дни. Постарайся не опоздать, когда пойдет дождь и ты поймешь, что все пророчества о Потопе сбываются.

— Хорошо, отче. А что это такое — «дождь»?

— Дождь — это когда небесная влага будет не оседать на землю густым туманом мельчайших капель, а станет литься сплошными водяными струями.

— Я вспомню твои слова, отче, если увижу такое чудо, — кивнула Дина.

— И еще запомни, доченька: когда бы ты ни постучала вот в эти двери, — он постучал в гулкую гоферовую доску, — они откроются для тебя, даже если до отплытия Ковчега останется всего одно мгновение.

— Благодарю, отче! — растроганно сказала Дина, наклонилась и поцеловала его большую натруженную руку.