Тьюсдей Рампа - Я верю

Аккуратным почерком добавив к письму свое имя, он с большим старанием свернул письмо и уложил в конверт. И вдруг одна мысль посетила его, и он быстро, почти виновато выхватил письмо из конверта, развернул его и дописал постскриптум:

— Я обращаюсь к Вашей чести как к человеку, преданному своей собственной Вере, и прошу не упоминать ни моего имени, ни того, что я написал Вам это письмо, поскольку это противоречит правилам моего Ордена.

В конце он приписал свои инициалы, проследил, чтобы высохли чернила, а затем быстро вложил свернутое письмо в конверт и запечатал его. Перебрав лежавшие на столе бумаги, он отыскал книгу и сделал в ней пометку об отправке письма в Канаду. Порывшись в шкафах и ящиках, он извлек из них марки на необходимую сумму и наклеил их на конверт. Затем священник тщательно спрятал письмо в потайной карман своей сутаны. Поднявшись, он погасил свет и покинул комнату.

— А, святой отец, — услышал он в коридоре чей-то голос, — вы сами пойдете в город или вам просто что-нибудь нужно там? Я отправляюсь туда с поручениями и был бы рад услужить вам.

— Нет, спасибо, брат мой, — ответил профессор своему подчиненному, — мне захотелось прогуляться по городу. Знаете, нужно немного размяться, вот я и решил пройтись по главной улице.

Они степенно слегка поклонились друг другу, и каждый пошел своей дорогой. Профессор вышел из старинного каменного здания, потемневшие от времени стены которого были наполовину увиты плющом. Медленно шагая вдоль главной улицы, профессор цепко сжимал в пальцах свой крест и бормотал какие-то слова, что вполне соответствовало традициям его Ордена.

На главной улице, что пролегала рядом с огромными воротами иезуитского колледжа, люди, завидев профессора в сутане, почтительно кланялись ему, и многие из них при этом крестились. Неспешной походкой пожилой профессор направился к ящику, который висел на стене здания почты. Виновато и осторожно озираясь, он оглянулся посмотреть, нет ли поблизости собратьев по Ордену. Убедившись в своей безопасности, он извлек из одежд письмо и опустил его в почтовый ящик. Затем, со вздохом искреннего облегчения, направил свои стопы туда, откуда пришел.

Вернувшись в свой кабинет, он присел подле мерцавшего огня в камине и направил довольно тусклый свет торшера на свою книгу. Он все читал и читал, до глубокой ночи. Наконец закрыл книгу, запер ее в надежном месте и направился в свою келью, бормоча про себя:

— Во что же мне верить, во что?

Мрачное небо сурово взирало на ночной Лондон. Проливной дождь обрушивался на дрожащие от холода улицы, разгоняя ощетинившиеся направленными против ветра зонтами толпы прохожих. Лондон, огни Лондона, спешащие домой с работы люди. С ревом проносящиеся мимо автобусы… Эти гигантские красные автобусы осыпали брызгами тротуары, а дрожащие стайки людей старались не попасть под этот грязный душ.

Сквозь витрины магазинов были видны толпившиеся там люди, ожидавшие в тепле свои автобусы. Завидев очередной автобус, они устремлялись на улицу, но потом, если это был не их маршрут, уныло протискивались обратно. Лондон, одна половина которого спешит домой, в то время как другая торопится на службу.

На Харли-стрит, в самом сердце лондонского медицинского мира, седовласый человек беспокойно расхаживал по ковру из медвежьей шкуры возле шумно пылающего огня. Долго он расхаживал взад и вперед, заложив руки за спину и понурив голову. Затем внезапно бросился в добротное обитое кожей кресло и вытащил из кармана книгу. Поспешно перелистал несколько страниц, пока не нашел в ней нужный фрагмент. В нем говорилось о человеческой ауре. Он решил почитать его опять, а когда прочитал, то вернулся к нему и перечитал еще раз. Какое-то время он сидел, пристально вглядываясь в огонь. Затем кивнул, словно приняв какое-то решение, и вскочил на ноги. Поспешно вышел из одной комнаты в другую. Предусмотрительно заперев за собой дверь, он подошел к письменному столу. Отложив в сторону ожидавшие его просмотра истории болезней и бланки медицинских обследований, он сел и достал из выдвижного ящика стола несколько листов специальной бумаги для частных писем.

— Дорогой доктор Рампа, — написал он почерком, который почти невозможно было разобрать, — я прочитал Вашу книгу с полным наслаждением, с тем наслаждением, которое в огромной степени усиливается моим личным убеждением и моим знанием того, что написанное Вами является правдой.

Он откинулся на спинку стула, тщательно перечитал только что написанный текст, а затем для верности перечитал его еще раз, после чего продолжил: