Максимиллиан де Лафайет - На пути к посвящению. Тайная духовная традиция ануннаков

Открыв обычную книгу, вы не можете начать чтение с середины абзаца или слова и знать при этом содержание всей страницы. Чтобы уловить суть, вам надо прочесть определенное количество текста. В анахе любое слово несет свое, особое послание. И здесь нет необходимости в строгой грамматической последовательности. Это не вы следуете за словами, а они, при содействии прибора, следуют за вами. При чтении обычной книги вам, чтобы освежить в памяти определенный вопрос, приходится возвращаться на несколько страниц назад. Иначе обстоит дело для анаха, слова которого имеют тенденцию следовать за читателем. По сути, вы просто призываете к себе нужное слово. Проще всего сопоставить этот процесс с поисковой системой в компьютере. Вы печатаете нужное слово в строке поиска, и машина выдает все имеющиеся варианты. Примерно то же происходит при чтении анаха.

Когда вы смотрите на страницу, вашему вниманию предстают около трех сотен Нокт — смысловых единиц, или посланий. Вы вглядываетесь в определенную Нокту, и она раскрывается тысячами разных слов и значений.

Содержимое более чем обширно, однако в этом нет ничего устрашающего, поскольку проявляется оно в виде многочисленных экранов. И, уже глядя на них, вы можете выбрать то, что вам нужно.

Итак, я приступил к чтению, без труда воспринимая чистый, традиционный анах. Прибор также не доставлял мне никаких неудобств, и очень скоро я вообще перестал замечать его. Больше всего меня интересовал процесс сотворения человечества, и книга перенесла меня именно в этот момент времени. Я переходил от одной Нокты к другой, пока не решил сменить предмет изучения. Я был просто очарован обилием материала, касавшегося различных измерений и границ нашей Вселенной. Я получил самую точную информацию относительно того, расширяется наша Вселенная или все-таки сжимается. Затем я погрузился в Нокту, в которой раскрывалось будущее человечества. Один вопрос влек за собой другой, и я настолько погрузился в чтение, что вообще перестал замечать присутствующих. Само собой, забыл я и о времени. Наконец, после того как моему взору предстала картина в миллионы лет, я оторвался от книги с довольным вздохом.

Почувствовав на плече руку доктора Фарида, я обернулся.

— А ты знаешь, что читал без перерыва целых два дня? — с улыбкой поинтересовался он.

— Два дня? — ошеломленно переспросил я. — И все это время я не ел, не пил и не спал?

— Именно так, — ответил доктор Фарид. — В эти два дня ты втиснул миллионы лет. Что ж, пора уходить.

А я даже ничего не почувствовал! Ни капельки изнеможения, жажды или голода, вызванных столь интенсивным изучением, длившимся целых два дня. Напротив, я был бодр и оживлен, как будто только что вернулся с отдыха. Я сказал это доктору Фариду, и тот заметил, что это обычная реакция, хотя некоторые, напротив, испытывают крайнее изнеможение. Должно быть, все зависело от индивидуального восприятия. Тем не менее он посоветовал мне вернуться в гостиницу и отдохнуть. В Бейрут мы прибыли в разгар дня. Доктор Фарид пригласил меня поужинать с ним и обсудить заодно прочитанное. Я немного поспал, а затем направился в ванну, чтобы побриться и принять душ, прежде чем встретиться с ним за ужином. Уже заканчивая бриться, я уловил в зеркале какое-то движение. Рядом с моим лицом отразилось лицо мамы.

Я в изумлении обернулся. Что она делает в Бейруте? Когда она приехала? И как вошла в мой номер, ведь дверь была закрыта изнутри на замок. Я шагнул вперед, чтобы обнять ее, но она легонько отстранилась — раньше я за ней такого не замечал.

— Нет, мой мальчик, ты не можешь меня обнять…

И тут вдруг я понял.

— Нет! — вырвалось у меня. — Этого не может быть!

— Все верно, Жермен, мое время пришло. Мне нужно было уйти, и тут уж ничего не поделаешь, — мягко заметила мама. — Но что в этом такого ужасного? Ты же видишь: вот я стою тут, разговариваю с тобой. Смерть — не конец всему, и тебе это хорошо известно.

— Когда ты умерла, мама? — спросил я, не в силах поверить случившемуся. Жизнь без мамы — как такое может быть? Она же была такой красивой, такой молодой — и совсем здоровой, если не считать легкого артрита.

— Около часа назад. Я должна была сообщить тебе лично, до того, как ты получишь эту ужасную телеграмму. Тебе придется приехать домой на похороны. К тому же ты нужен Сильви. Бедняжка плачет, и я не могу ее утешить: она не такая, как мы; ее путь ведет в ином направлении.

— Выходит, ты действительно была улемом, мама. Я всегда это подозревал!