Владимир Лосев - Грустные размышления практикующего мага

Наблюдая за своими перерождениями, мне стало понятно, что все движется от простого к сложному, от малых форм к крупным, душа становится больше, а так как со временем душа уже в малых животных не вмещается, то в следующей жизни я воплотился в огромного орла.

Иногда, когда скверно на душе, я вспоминаю ту жизнь, когда был гигантской птицей. Я снова вижу, как взлетаю со своей скалы, и парю высоко в синем небе над зеленой травянистой равниной, высматривая внизу добычу, и вновь вспоминаю ощущение полета. Летать чудесно, сразу все человеческое становится неважным, да и многое другое тоже — есть только небо и ты.

Гнездо у орла было устроено на громадной скале, добраться туда могли только те, кто умел летать. Орел кормился мясом, убивал мелких зверей, добивал подранков, и все было прекрасно. Погибла гигантская птица по-глупому. Птенцов надо было кормить, а еды стало мало, все мелкие зверьки куда-то попрятались из-за засухи, и пришлось напасть на крупного зверя. Так получилось, что когти вонзились глубоко и застряли. Вырваться орел не смог. Крупное животное похожее на дикого мустанга начало кататься по земле, ломая крылья птицы и ее хрупкие кости. Так и погиб орел на теле мертвой лошади. Последним воспоминанием осталось боль от ломающихся костей и горькое сожаление о птенцах, которые вероятнее всего погибнут.

Следующей оказалась жизнь кабана, который едва подрос, как нарвался на медведя, и гигантский хищный зверь переломил ему позвоночник одним ударом когтистой лапы. Как и кем выбирались животные для перевоплощения, я не знаю, как мне неизвестно, есть ли рай, где находятся души животных. Вспоминая звериные жизни, все-таки рискну предположить, что рая для животных нет, что воплощение в новое тело происходит сразу после смерти, и главным критерием выбора является размер души. То есть кто-то неведомый быстро подыскивает подходящий размер и отправляет душу вниз, а возможно это происходит само собой.

В тонком мире мне встречались сущности, которые произошли из крупных животных. По какой причине они не ушли вверх, а начали свою особую жизнь внизу, мне неизвестно. Таких сущностей немного, но они существуют. Все они происходят от крупных и разумных животных, вроде того же медведя, что убил кабана. Выходит и здесь происходят какие-то накладки, и тоже что-то не получается со следующим перерождением.

После смерти кабана первый раз оказался в теле человека.

В человеческих жизнях я по очереди воплощался в тела женщин и мужчин, поэтому считаю, такими и должны быть воплощения, чтобы в душе не создавались стереотипы мужского или женского поведения и жестко не фиксировались в памяти. Так как мы не мужчины и не женщины, а нечто большее — мы души, которые в них воплощаются, набираясь энергии и ума. Между воплощениями проходило по моим прикидкам примерно двести-триста лет, этого вполне хватает, чтобы забыть свой пол, и перестать себя ощущать Ваней или Мэри. Хуже бывает, когда это время сокращается, а это происходит тогда, когда душа приходит наверх с настолько маленькой энергией, что ее едва хватает, чтобы долететь до места, где происходит отправка вниз.

Держать такую душу наверху долго не станут, опасно это, погибнет, превратившись в лужу заряженных частиц, поэтому сразу отправляют обратно, вот и появляются на Земле мужчины, которые помнят себя женщинами, и ведут себя соответственно, и женщины, которые осознают себя как мужчины. Плохо это. Но в наш просвещенный век, когда никто не занимается развитием души, а вся сложившаяся цивилизация выстроена на ее убиении, это становится нормой.

Первым моим человеческим воплощением после смерти кабана, стал какой-то крестьянин из Азии. Помню небольшой домик с каркасом из стволов бамбука, с тонкими стенами из сплетенных циновок, в качестве материала для которых использовалась трава и лианы. В этом домике места хватало только на кровать, больше ничего не вмещалось, да и по-другому быть не могло — дом стоял на земле, а земля это то, что кормит: чем меньше земли, тем меньше еды, и неважно, чем она занята.

Жизнь была трудной. Помню, как ковырялся мотыгой на каменистом поле, как ждал и молил дождь, чтобы он прошел над моим полем, как любил жену терпеливо, без эмоций, словно обрабатывал свое поле. Моя женщина была молчаливой, некрасивой, незаметной тенью, которая возилась с небольшим очагом возле дома, готовя еду. По-настоящему очагом это было назвать сложно — ямка в земле, да пара плоских камней, на которых она толкла зерно, превращая в муку грубого помола. Около сорока лет я умер от какой-то болезни, не оставив потомства. С женой явно не повезло, но чтобы купить женщину лучше, не хватило денег. Впрочем, прожил свою жизнь так же, как и родители, которых помнил уже глубокими стариками, хоть сейчас понимаю, что им перед смертью было не больше сорока лет.