Виктор Рубель - Тайные пси-войны России и Америки от Второй мировой до наших дней

Я посмотрел на немецкого пациента и заговорил с ним на смеси английского и ломаного немецкого:

— Думаю, я встретил Бога, и Богом был белый свет. Смерти нет, мы никогда не умираем совсем. Наша идентичность продолжает жить после физической смерти. Надо только заботиться о том… — и т. д.

Поскольку я молол вздор, немец быстренько ретировался из комнаты и вскоре возвратился с доктором и медсестрой, которая ввела нечто в мою капельницу, что быстро заставило меня почувствовать разливающееся по всему телу тепло и забыться сном.

Много позже я узнал, что, когда доктор вошел в палату, он увидел, что мои широко открытые глаза были почти синими, с каким-то голубоватым свечением. По его словам, они выглядели так, будто пылали, излучая почти физический свет. Я подумал, что это очень странно, поскольку мои глаза всегда были зелёными. Представляю, как я до смерти перепугал того бедного немецкого больного, внезапно сев, вытянувшись в струнку после комы, длившейся более суток.

Когда сознание вернулось ко мне в очередной раз, было раннее утром, и я лежал, туго привязанный к больничной каталке. К лицу была прикреплена кислородная маска, и меня на каталке загружали на заднее сиденье лимузина. Возле меня суетился лейтенант и шептал в ухо:

— Мы перевезём вас в Мюнхен. Ваше должностное место уже занято, вы больше не командир отделения, и мы собираемся оставить всё так, как есть. Люди будут думать, что вы умерли, по крайней мере, до тех пор, пока мы не уладим этот вопрос. Расслабьтесь и наслаждайтесь поездкой.

Мне снова поставили капельницу, и я не запомнил ничего из моей длительной поездки в Мюнхен на заднем сиденье лимузина. Запечатлелось лишь то, что окна были тонированы оловянным покрытием.

Я проснулся в маленькой, но удобной кровати, в небольшой, но уютной комнате — обстановка была, как в весьма приличном госпитале. На самом деле это была комната в пустом крыле дома отдыха в предместьях Мюнхена. Я был слишком слаб, чтобы подняться с кровати, но у меня из окна открывался прекрасный вид сада, окружающего крыло дома. Голова кружилась, и было такое ощущение, словно она разламывается на кусочки. Мысли словно размазывались вокруг арахисовым маслом или растекались по стене всего здания. Я мог внутренним зрением видеть все комнаты и всех людей в них, и было такое чувство, будто они разговаривают со мной все одновременно. Моя голова была заполнена голосами, и я не мог не заглушить ни одного из них. Мне казалось, что я схожу с ума.

Я видел крупного человека в армейской форме американского военного врача, входящего в мою комнату и спрашивающего меня, как мои дела. И я слышал, как я отвечал, что плохо, и два раза до этого я ответил так же. У меня страшно болела голова, я чувствовал тошноту, мне необходимо было поспать, но я не мог выключить голоса. Видение повторилось ещё несколько раз, пока я не задремал. Меня разбудил стук в дверь. Крупный человек в американской форме военврача, который несколько раз уже появлялся в моих видениях, стоял в дверном проеме комнаты.

— Можно войти? — спросил он. — Как ваши дела?

Я не отреагировал на его вопрос, потому что в своих видениях уже раз пять отвечал на него задолго до его прихода. Головная боль возвратилась с удвоенной силой. Мне очень захотелось оказаться где-нибудь в любом другом месте, только не в комнате, где я находился тогда. Одно мгновение — и я вдруг осознал, что вокруг меня не стены палаты. Я был в саду, которым недавно любовался из окон комнаты, и наблюдал за врачом, который обращался с вопросом к лежащему на кровати человеку в больничной одежде, очень похожему на меня. Сквозь стекло невозможно было услышать их голоса. Я наблюдал, как военврач шел ко мне, сидящему в кровати, как он наклонился и, приподняв моё левое веко, направил в глаз маленький яркий луч света. Внезапная вспышка света, которую я ощутил в своём левом глазу, моментально вернула меня в моё тело, и я снова был в комнате.

— Ай! — резко отдёрнул я голову.

— Я знаю, что вы были где-то в другом месте, — констатировал доктор. — Вы не отвечали, очевидно, по каким-то понятным только вам причинам. Можете объяснить мне, что с вами происходит?

Инстинктивно я понимал, что, если я скажу этому человеку всю правду о том, что со мной происходит, он будет думать, что я окончательно спятил. Мне надо попытаться вести себя нормально. Но проблема была в том, что я больше не знал, что значит норма.

В течение следующих нескольких недель лечения я понял, что врачей очень интересует тот факт, что меня доставили в больницу в Пассау со свидетельством: мёртв при поступлении. То обстоятельство, что мой мозг был без кислорода как минимум 8-10 минут, предполагало, что у меня, наверняка, непоправимое повреждение головного мозга. Поскольку я имел доступ к совершенно секретным материалам, все были очень озабочены тем, во что всё это может вылиться. Что я знаю? Насколько хорошо я помню то, что знаю? Не исходит ли от меня угроза для национальной безопасности после того, что я пережил? Можно ли мне доверять после того, как я выйду за пределы больницы и из-под их контроля? И как быть с той чушью, что я нёс после выхода из комы? Разговор о Боге, о том, что смерти нет, что мы можем знать то, чего мы не знаем. Что делать со всем этим, по их мнению, бессмысленным бредом? Все были абсолютно уверены, что я перенес серьезное повреждение головного мозга и меня не собирались выписывать, пока точно не определят, насколько страшны повреждения и как сильна возможная угроза системе, на которую я работал.