Алла Михайлова:
— Самое интересное, что вот я была с ним последние три дня, когда случился первый приступ, и мне даже в голову не пришло спросить: «А у тебя завещание вообще-то есть?» Мне материальные вопросы даже в голову не пришли, когда любимому человеку плохо. И то, что человек за эти три последних дня сам ничего не сказал мне про своё имущество, не сделал никаких распоряжений, говорит о том, что его устраивало то, что было на тот момент, а устраивать такая картина, когда всё имущество отписано на Елену, его не могла. К тому же он не хотел её видеть и не говорил ей номера больниц, в которых мы с ним находились. А она названивала и искала его. И Юра сказал мне: «А зачем она придёт? Скажет, чтобы подписал завещание». А потом ещё добавил: «Малышок, если она тебе будет звонить, ключи от квартир и машины ей не давать!»
Сергей Кузнецов:
— Я хочу посмотреть в лицо этой женщине и задать вопрос: «Если он вас так любил, то почему, кроме Никаса Сафронова, в чей день рождения 8 апреля 2003 года составлено это «завещание», почти все близкие друзья Юры вас в глаза не видели?
Алла Михайлова:
— Она на суде, не моргнув глазом, утверждала, что Юра всю жизнь не доедал — не допивал, жил скромно, во всём себе отказывал, чтобы только у неё всё было, что он весь бизнес делал исключительно для неё и ради неё. А когда я позвонила Дроздову Николаю Николаевичу (они с Юрой дружили на протяжении долгого времени), чтобы спросить, слышал ли он что-нибудь об этом завещании, оформленном на Елену, так он мне сразу первый вопрос задал: «А у Юры что, жена была?»
Сергей Кузнецов:
— Ну, так это о чём говорит? Разве это документ? Я сомневаюсь. Нужна независимая экспертиза за границей, а не в этой стране.
Алла Михайлова:
— На суде Елена Юлю поливала грязью, а, получив имущество, за дверь вышла и стала восстанавливать репутацию: «Мне тебя жалко… Я никогда не была тебе врагом…» Это называется — дружба дружбой, но табачок врозь.
Сергей Кузнецов:
— А последние два года я буквально каждые две недели разговаривал с Юркой по поводу его гастролей в Германию, уговаривал его поехать изо всех сил, а он всё упирался рогом. Я как раз долгое время работал в Германии и у меня там были связи. Уже был договор, подписанный Маргулисом, и он вроде бы даже согласился. Я его так упрашивал: «Я там буду, Цукер будет, Гайвана тоже возьмём. Ты только свою физиономию заяви и всё, а всё остальное мы берём на себя. Мы все будем рядом, прикроем тебя, если что, не волнуйся!» Юрку очень хотели там видеть, а он сцены боялся панически, боялся, что у него уже не получится гипноз».
Из дневника Юрия Лонго
Теперь буду ездить только в тёплые страны. Раньше думал, что Германия самая отвратная страна; теперь пусть Берлин отдельно.
— Всё, что касается Юры, — это скандал и мистика большого масштаба. Видимо, под такой звездой человек родился. Вот он умер уже два года назад, а эта энергетика до сих пор где-то здесь, на земле, витает. Я вообще никогда ни в каких скандалах не была замешана, я вообще очень мирный и тихий человек, но, как только я познакомилась с Юрой, всё, что связано со мной, стало тоже скандалом.
Из дневника Юрия Лонго
Нужен нормальный образ жизни.
Конечная инстанция физического образа твоей жизни — твой организм.
Конечно же, ты выйдешь из этого тупикового состояния, но здоровья уже не будет. Поэтому, когда попадаешь в кризис, — не пейте, не курите, не делайте глупости. Думайте о здоровье.
Когда всё в жизни очень гладко, хорошо — бойся, придут наркотики, алкоголь и извращения.
ЧАСТЬ III. ЮРИЙ ЛОНГО И ЕГО ЖЕНСКИЕ ТАЙНЫ
На последней странице книги «Сто лет одиночества» Габриэля Гарсиа Маркеса Юриной рукой записано следующее четверостишие:
Обрекающий на вечность и бессмертие Господь!
Пожалей мою беспечность и страдающую плоть.
Положи меня на полку ближе к небу-потолку,
Буду плакать и смеяться, глядя на свою судьбу.
Юрий Лонго
Жизнь остановилась… Прожив уже, в общем, немало лет, я не знала, что так бывает. Бывают «живые» мёртвые, а бывают «мёртвые» живые. Как будто рассыпались бусы — разорвалась верёвочка (а может быть, кто-то подкрался и разрезал?), и бусины попадали, больно ударяясь об пол, и покатились все в разные стороны. Со стороны казалось, что они освободились от какой-то зависимости и переливаясь, сверкали от счастья… А они захлёбывались от слёз и горя и не понимали, за что им эта свобода. Ведь они стали теперь просто бесполезными, ненужными стекляшками, чья участь — пылиться в углах долгие-долгие годы…
Читать дальше