Алла Михайлова - Юрий Лонго - «Вся жизнь как под общим наркозом»

Насушил белых сухарей и отправился в лес с палаткой на ночь.

Сутра встать, попить чайку под радио «Максимум» и отправится на Арбат в переулочки пешком, каждый день. Это спорт.

1997 год.

В конце концов, надо уйти путешествовать с рюкзаком по лесу и не возвращаться месяц.

Взять маленький, старый рюкзак и идти в лес, просто бродить одному.

Его милый Бусик, родной Бусечек сейчас живёт в комнате в большой коммунальной квартире на Бауманской, где десять человек соседей, по углам шныряют тараканы, а стены, в общем коридоре расписаны соседской детворой — словом, картина середины XX века. Половину комнаты пришлось отгородить шкафами и сдать приезжим из Украины, которые работают на рынке выходного дня и помогают хозяйке, чем могут — картошкой, морковкой, яблоками…

За неуплату коммунальных услуг пришла повестка в суд. Но платить нечем — денег порой нет даже на метро. А ведь когда-то именно Людмила прописала Юрия, уроженца Кубани, в Москве. Мало того, её мама, работая в Госбанке, смогла получить для них комнату в коммунальной квартире в 1-м Коптельском переулке (правда, на последнем этаже), которую Люда после развода, выписавшись, просто оставила Юрию. Его первая жена Оксана, с которой они проживали в её квартире в Балашихе, после развода просто выписала Юрия на улицу. Впору ему тогда было ехать обратно в станицу Незамаевская Краснодарского края.

Мама Люды Нина Ивановна уже после развода дочки получила для неё другую комнату — в Старослободском переулке в Сокольниках, в которую Люда так и не переехала и в дальнейшем продала, выписавшись в никуда. Позже выяснилось, что продать поспешила, так как один из заинтересованных жильцов, расселив коммуналку, предоставил всем отдельные квартиры. А тогда, получив за комнату семнадцать миллионов рублей, хорошие по тем временам деньги, Люда просто переехала обратно к маме в небольшую двухкомнатную квартиру на Кутузовском проспекте, где прошло её детство, и куда она привела Юру сразу после свадьбы. Эту квартиру на Кутузовском, когда подросла внучка Юля, Нина Ивановна разменяла на двухкомнатную квартиру на Нижегородской улице для себя и внучки и комнату на Бауманской для Людмилы, где она сейчас и проживает.

«Алла, я заложила паспорт, три дня не ела и повешусь, как мой отец». Когда-то таким образом Люда уже лишилась трудовой книжки, заложив её в палатке рядом с домом. Утром вышла, а палатки снесли. Имея такого покровителя в лице бывшего мужа, она не привыкла работать, а сейчас и не в силах из-за очень больных ног. В начале 90-х годов в 1-й Градской больнице Людмиле даже пришлось пройти сеанс химиотерапии. Юрий тогда забрал её из больницы, заботился, ухаживал. Продукты возил пакетами, вплоть до хлеба и сигарет. «Что за богатенький Буратинка здесь был? А, Головкин приезжал!», — шутила Люда, а Юра на это сердился и рычал. Злился, когда она называла его Головкиным.

Тусуюсь с Бусиком по зимним, грязным улицам с рюкзаками за плечами. Хорошо.

Июнь. Сочи. «Жемчужина».

Сижу… из Анапы. Телек показывает новости.

Вспоминаю Никитину. Компанейский человек. Хорошо было с ней, пока она была бы достаточно пьяна. Хорошо было бы в Дорохово. В Сочи пошли бы по набережной, попили бы: она бы водочки, а я пивка.

31 декабря, канун Нового года.

Только что пришёл из города, болтался, в центре был, шатался опять с Никитиной и вот что я понял. Она ведь не алкоголик только лишь потому, что жизнь её не даёт ей это сделать — всё у неё нет денег, нет квартиры, нет жилья, нет еды. Всё время нужно поджучивать себя для того, чтобы жить. Алкоголиками становятся те люди, которые имеют всё, но не имеют цели в жизни, имеют деньги, имеют квартиру, имеют хорошую работу и не ценят её. Вот так.

Чтобы отпустить пружину, уже мало женщины, немного вина, бега, леса.

Надо напиться, как свинья. С Людой.

Пью с Людкой в Елисеевском…

Бусик не способна поехать в Дорохово. Уже спилась. Как быстро люди становятся беспомощны.

29 сентября 1997 г.

Люди пьют по многим причинам, но вот основные две!

Им скучно и они не могут себя развлекать. А жизнь (будни) по сути своей нудная, и человек хочет праздника.

Вторая причина — потеря цели, потеря направления (жизни), как у корабля.

И, пожалуй, ещё одна причина: когда уже всё есть или, наоборот, ничего нет, и разбились иллюзии в 35–40 лет.

Они всё чаще и чаще бродили по улочкам старой Москвы, с нежностью вспоминая счастливые времена. «Что сидишь с кислой физиономией? Настроение фиговое?» или «Хватит спать. Пойдём куролесить», — говорил Юра, и они снова были молоды и счастливы. Заходили в Козицкий переулок, ездили в Марьину Рощу посмотреть на тот дом, в котором жили, пытались разыскать дядю Витю, того самого, у которого квартиру снимали; в Сокольники — погулять по парку, посмотреть на Людины окна. Заходили в любимые Юрой чебуречную на Сухаревской, пирожковую на Кузнецком мосту напротив Архитектурного института, котлетную на Тверской; в рестораны, казино, на дегустации вин… Перед Новым 2006 годом Юра купил ей в столе заказов всё, что нужно для праздничного стола. И себе взял, и для Люды заказал два здоровых пакета продуктов*. «Я, Дед Мороз, пришёл, подарки вам принёс!»