Эдуард Шюре - Пророки Возрождения

Изначальным и главным условием такой реформы образования было бы мудрое и незаинтересованное примирение науки и религии в лице их высших представителей. Но можно опасаться, что оно не произойдет сразу же, по причине пропасти, разделяющей эти два менталитета, злобы, происходящей из кровавой истории, и острой ревности, с которой эти две силы оспаривают друг у друга власть над душами. Величайшим из препятствий к их согласию является у обеих сторон та леность духа, которая предпочитает споткнуться обо все камни на дороге, чем выбраться из колеи. Возможно, нужен будет еще новый катаклизм, столь же великий, как тот, что мы только что пережили, чтобы примирить науку и религию перед ужасом человеческого страдания.

А сегодня не возвращается ли великая роль Искусства, которое пользуется всей своей свободой и видит, как перед ним раскрываются бесконечные пути Природы, истории и легенды? Разве не сможет оно, пристально вглядываясь в них, заставить вновь вспыхнуть все великие источники на земле и на небе и опять стать тем, чем оно было в великие эпохи, Искусством – воспитателем и спасителем?

На этот вопрос художники прошлого и знаки, предвещающие будущее, отвечают так:

«Есть три магических средства, чтобы углубиться в тайны Жизни: Светоч Любви, порождающий энтузиазм, Лира Гармонии, чей ритм создает Прекрасное, и Кадуцей Гермеса с двумя переплетенными и борющимися змеями, который управляет душами, когда они спускаются во плоть, и направляет их к богам после смерти. Красота Светильника и Лиры правит нижними мирами. Лишь крылатый скипетр Гермеса ведет к Божественному миру и позволяет править двумя другими. До сего дня Светильника и Лиры было достаточно художнику и поэту для их песнопений. Но теперь силы Зла столь могущественны, они так сгустили свою тьму, что лишь кадуцей Гермеса, скипетр единой науки, может их пронзить и восторжествовать над ними.

Она из тех особенных мест, которые, кажется, созданы Природой, чтобы представить некоторые великие Идеи глазам человечества. Магия этих пейзажей происходит не только из исторических традиций, легенд и воспоминаний, которые наполняют их тончайшим ароматом. Можно сказать, что эти природные святилища были заранее созданы богами, которых там почитали, чтобы служить им жилищем. Такова равнина, где между дикой пустыней и зеленой долиной Нила располагаются Великая пирамида и Сфинкс в Гизе. Такова и скала, возвышающаяся, подобно алтарю, в центре Аттики, являющая небу Эллады, словно приношение по обету, Акрополь и Парфенон. Такова и гора Сен-Мишель, высоко поднимающая рыцарскую крепость и святилище Архангела над ужасами океана.

Удивительными местами, памятниками всех времен, знаменитыми развалинами изобилуют окрестности Рима, но трудно найти там место, более наводящее на размышления, чем древний храм Весты, называемый также храмом Сивиллы, чья полукруглая колоннада над каскадом Тиволи вызывает восхищение. Здесь душа переполняется потоком воспоминаний и величественной гармонией Природы и искусства. В этом уединенном месте, избранном мечтой, вдыхаешь смутную грусть, которая одновременно печалит и утешает, в которой господствует великая тайна.

Перед тем как спуститься с Сабинских гор чистый и голубой поток Анио с белой пеной низвергается в бездну среди сосновых лесов. Он разделяется на два потока в скалистой пропасти и образует многочисленные водопады в прихотливых завитках, чтобы стечь последним каскадом в сельскую округу Рима, где он впадает в Тибр недалеко от места его входа в Вечный город. У подножия этой горы, поросшей оливами и виноградниками, император Адриан приказал воздвигнуть свою знаменитую виллу, чьи разрозненные памятники, расположенные вокруг нее по окружности семи миль, воспроизводили здания, наиболее поразившие императора в его путешествиях. Там находились египетский город Канопа и храм Сераписа, портики Ликея, сады Академии и Пританей в Афинах; дальше – уголок Фессалии, свежая Темпейская долина, священное отечество Орфея, с ее рощами и храмами, и ручеек, изображающий Пенея; еще далее – Аид и Елисейские поля, пещеры мрака и чудовищ; наконец, стадион, театр и на высоте – императорский дворец, откуда созерцательный цезарь мог охватить взглядом все эти чудеса вместе с панорамой гор Тиволи, которые представлялись ему цепью горы Олимпа.