Поздней осенью, почти без средств к существованию, мы уехали из города зимовать к родственникам матери, фермерам-животноводам, в глубь страны. Большой, мрачный, двухэтажный кирпичный дом, слегка овитый плющом со стороны центрального входа, несколько больших одноэтажных кирпичных построек вокруг П-образного двора, маленькое стадо коров, виднеющееся вдали на холмистом поле — вот и все признаки существования жизни на многие мили вокруг.
Одиночество, бессмысленность моего существования, ненужность меня на этом свете, и ненужность мне этой жизни, жизни в этой проклятой стране — вот и все чувства, оставшиеся ещё во мне.
Я часто ходил к соседним болотам, расположенным поблизости, и долго-долго стоял там, ощущая, как сырое и холодное чудовище облизывает моё лицо, медленно-медленно проникая в мою душу.
Поздней холодной осенью, в возрасте менее двадцати лет, я умер, подхватив на этих болотах лихорадку. А может быть и потому, что уже больше не мог так жить. Смерть ведь сама приходит к тому, кто понял, что его уже ничего не держит в этой жизни.
Англия. Годы жизни: 1779 г. — 1798 г.
Туника, белая, короткая, едва даже доходящая до середины бедра, переброшенная через левое плечо, едва прикрывала стройную фигуру, оставляя почти открытой атлетический юношеский торс, ещё не взрослого мужчины, но уже красивого молодого парня, на котором любой женский взгляд, скользя мимо, уже останавливался, как бы забыв, куда был направлен изначально. Светлые, кудрявые волосы, вьющиеся к обнажённым плечам и ангельски красивый античный лик, как у статуй Олимпийских богов или на картинах Эпохи Возрождения…
Юноша стоит на берегу спокойного синего моря, у самой кромки воды, на мелких камнях, и только его лазурные волны тихо-тихо шелестят между ними, слегка касаясь пальцев ног, щекоча и поглаживая их, как нежные девичьи прикосновения. Чистый свежий воздух, напоенный свежестью морской волны, её запахами, её дыханием, наполняет грудь, сливаясь с собственным ритмом сердца, таким же медленным и размеренным, растворяя душу в этом бесконечном пространстве тишины и умиротворения. Кто он, — пастух, спустившийся к морю и оставивший своих овец где-то на вершинах прибрежных скал, или служитель храма Аполлона, на которого был так похож? Да и имело ли это вообще какое-либо значение?
Я больше ничего не помню из этой жизни. Только это нежное-нежное море с его лазурными водами, только этот воздух, наполняющий мою грудь ароматами самой жизни, слаще которого я никогда более не вдыхал, и только это огромное Огненное Зеркало Бога, висящее над краем мира, в котором отражается Его Лик, становясь видимым для нас, являясь зримым проводником Его Любви. Только чувство абсолютного единения со всем, что есть в этом мире, со всей Вселенной. Только великолепие вселенского, божественного покоя, разлитого в бесконечности…
Огромный огненный диск заходил за горизонт, и медленно утопая в море, погружал всё в темноту, тая во мгле, как еле видимый свет свечи. Бояться глупо. Мир бесконечен, как мрак космоса, озаряемый светом звёзд. И эта бесконечность — в каждом из нас. И мрак пустоты, который спускается вместе с божественным сном — это лишь путь возвращения к самому себе.
Я не умер. Я просто вернулся к Богам, растворившись во Вселенской Любви…
Эллада. Годы жизни: 21 г. до н.э. — 3 г. до н.э.
Вот это всё, что мне позволили вспомнить. В этой жизни меня зовут Сулимов Дмитрий Викторович. Я родился 2 мая 1974 года на Украине, в городе Днепродзержинске, Днепропетровской области. Мой отец, офицер-подводник, погиб, выполняя свой воинский долг, в одном из походов в Северном Ледовитом океане. Мне тогда было полтора года, моей маме, у которой я остался на руках — двадцать три. Она растила меня одна, и замуж так больше никогда не вышла.
Я рос в великой стране — Советском Союзе. Я был счастлив и горд этим фактом, и с детства был готов отдать все свои силы, и саму жизнь, как и мой отец, на благо своей любимой родины. Мой дедушка заменил мне моего отца, научив всему, что умел сам. Моя бабушка приучила меня к порядку. Моя мама научила меня любить и чувствовать. Я рос самым счастливым ребёнком на свете. И я научился думать самостоятельно…
В своём детстве я всё время пытался искать Смысл — и в нашей Жизни, и в нашем Пути, который ведёт нас к нашей Цели. В Жизни, как законопослушный гражданин общества, я долгое время, упорно, с надеждой в душе пытался ходить по асфальтовым тротуарам пешеходных дорожек, которые, однако, зачастую вели либо совсем не туда, куда я хотел попасть, либо вообще никуда не вели, и я утыкался в ямы, тупики и препятствия прямо на них. Иногда даже, чтобы именно только по ним дойти куда-то, приходилось идти почти в обход, возвращаясь уже, порой, чуть ли не с противоположной стороны. Поэтому мне всё время приходилось сворачивать на тропинки, которые вели коротким путём именно туда, куда нужно, экономя и время, и нервы, но они постоянно перекапывались городскими службами, и вновь протаптывались людьми заново. А я упорно продолжал ходить по тротуарам, пытаясь найти логику в их расположении. И далеко не всегда мне это удавалось. Я не хотел верить, что все наши дороги в нашей Жизни никуда не ведут, или ведут куда-то наискось, вбок от окружающего нас мира. Ведь если их проложили, значит думали, должны были думать о том, зачем и кому они нужны и куда всё-таки направлены… Но в этой стране всё и везде было то же самое: и с Жизнью, и с Путём к Цели, и со всем остальным, что не было связано с нашим военно-промышленным комплексом, на который вся моя великая страна и работала, оставляя людей наедине с пустыми прилавками и их мыслями, не всегда цензурного содержания. И Смысла во всём этом я так и не нашёл.
Читать дальше